Когда молоко нагрелось, мы разделили его с мисс Дженни и вместе зажевали пирогом.
Подогнув под себя ноги, я сидела на широком подоконнике в домашнем платье, искренне радуясь тому, что сразу по возвращении переоделась. Гостей у меня не бывало, а шнурующийся спереди корсет, который я носила под единственное приличное платье, так сдавливал ребра, что становилось нечем дышать. В домашнем можно было не волноваться, что переломишься в талии, если неосторожно нагнешься.
Вот как сейчас!
– Лови! – Я скомкала обертку из-под пирога и подбросила в воздух.
Кошка молнией слетела с подоконника и устремилась за «игрушкой». Я же подумывала над тем, чтобы заварить чаю, но для этого нужно было спускаться на общую кухню. Идти туда не хотелось, да и вообще, старую заварку давно пора слить, а после новой потом часа два не заснешь.
Поэтому я решила обойтись: взбила подушку, отогнула верхнее покрывало, расчесалась и, выпутавшись из платья, осталась в одной сорочке. Она доходила мне до щиколоток, по всем правилам приличий. В моей комнате особо не развернешься, но я все равно в два прыжка добежала до кровати, кутаясь в слои промерзшей за день ткани. Если накрыться с головой и часто-часто дышать, станет теплее. Мисс Дженни запрыгнула и устроилась на подушке, вволю потоптавшись по наспех заплетенной косе.
– А еще на следующей неделе начнется выставка, – я высунула из-под одеяла нос, – и там будет «Девушка». Представляешь?
– Мурр, – ответили мне.
Засыпая, я думала о том, что там наверняка будут мастера со всей страны. Я смогу пообщаться с людьми, которые горят творчеством! А если картину высоко оценят столичные искусствоведы, возможно, в следующий раз в салоне на меня посмотрят уже иначе. И возможно, когда-нибудь я смогу оставить работу гувернантки, купить себе дом в пригороде и писать картины.
Только писать.
С этой мыслью я и заснула, а проснулась от странного чувства: что-то легко скользнуло по щеке. Невесомо, словно прикосновение кисточки. Спросонья отмахнулась от хвоста мисс Дженни и наткнулась на пустоту.
Повернулась, открыла глаза, но кошки поблизости не было. Зато у стола, где я оставила набросок, тенью во взрезанном рамой лунном свете застыл мужчина. Спиной ко мне, едва касаясь пальцами уголка листа. Хотя окно было плотно заперто, по комнате змеился туман, в темноте мерцали ядовито-зеленые нити. Они пронизывали комнату тонкими жилами и тянулись к силуэту незнакомца.
От ужаса перехватило дыхание, я хотела закричать, но поняла, что даже не могу пошевелиться.
– Поразительно, – произнес он. – Ты должна спать, Шарлотта. Но ты не спишь.
Щупальце тумана скользнуло по моей щеке: едва уловимой лаской, которую я приняла за беспардонность мисс Дженни.
– Почему ты не спишь, Шарлотта-а?
Чувствуя, что у меня сейчас разорвется сердце, я рванулась из зыбких оков сна. Оков, которые призрачными клочьями тумана разлетелись в воздухе. Понимая, что снова могу дышать и двигаться, набрала в грудь побольше воздуха. Я бы закричала, но в этот момент он повернулся.
И я потеряла сознание.
3
Дурацкий сон не шел из головы. Разумеется, это был сон, но сон настолько реальный, что я до сих пор отчетливо помнила каждую деталь. Особенно туман, скользящий по коже и голос: звенящий, как натянутая струна. Почему-то именно такая ассоциация сложилась, и избавиться от нее я уже не могла. Равно как и от воспоминаний легкого прикосновения к щеке, словно чьи-то призрачные пальцы ласкали скулу. Это было настолько странно, что утром я первым делом подбежала к столу. Набросок лежал там, где я его оставила, дверь в квартиру была заперта на щеколду, мисс Дженни сидела на подоконнике и умывалась.
– Мисс Руа! Вы неправильно подчеркнули артикль.
– Не может такого быть, Илайджа.
– Да нет же! Я точно говорю. – Мальчик поспешно подтянул к себе учебник вэлейского и, пролистав, ткнул в правило. – Вот. Здесь ставится такой.
Я перевела взгляд на страницу, затем в тетрадь, и поняла, что краснею. По ощущениям – до корней волос, потому что правило было простейшим, но я действительно неправильно подчеркнула артикль, когда проверяла работу. Раньше мне никогда не приходилось краснеть перед учеником, потому что ко всем заданиям я подходила педантично и скрупулезно. Сегодня же со мной, определенно, творилось что-то не то. И это что-то заключилось в зыбком певучем голосе, зовущем меня по имени.
«Шарлотта-а».
– М-м-м… действительно, вы правы. Простите, пожалуйста, – я улыбнулась, – снимаем недочет. Остается всего две ошибки.
– Это вы ошиблись! – Мальчик откинулся на спинку стула, насупился и сложил руки на груди.
В отличие от сестры, Илайджа унаследовал рыжие вихры графини и массивную челюсть отца, которая пока еще не обозначилась слишком резко. В свои восемь лет он уже был достаточно крупным мальчиком, но я сомневалась, что он будет высоким. Ни граф, ни графиня выдающимся ростом не отличались, так что, как говорила Эби, кухарка в доме леди Ребекки, с наибольшей вероятностью, все уйдет в кость.
– Да, я ошиблась, но я признала свою ошибку. Продолжаем.
– Нет, – заявил юный лорд, пристально глядя на меня.
– Нет?
– Но я могу об этом забыть, если вы не заставите меня учить два стишка за один.
У меня брови полезли на лоб. Понимая, что невыученный стишок может превратиться в два, три, а то и все десять, попытку шантажа пресекла сразу.
– Возвращаемся к занятиям, лорд Фейт, – строго сказала я.
– А я расскажу маменьке, что вы ошиблись! А маменька скажет папеньке, и он вас выгонит! Она говорит, что вы и так слишком молоды, чтобы меня учить.
Прежде чем я успела ответить, дверь приоткрылась.
– Лотти! – шикнула Лина.
Ну вот и какой тут воспитательный процесс? Юный лорд тут же полез в нос сразу двумя пальцами, и я шмякнула линейкой по столу. Следовало бы по рукам, но я придерживалась мнения, что бить ребенка (даже линейкой, даже слегка, чтобы отвлечь) – оскорбительно и чудовищно. Моя гувернантка столь добра не была, и я частенько ходила со ссадинами на ладонях, потому что она не брезговала розгами. Зато теперь я не грызу ногти.
– Лорд Фейт! Сядьте ровно и продолжайте. Я вернусь через пять минут.
Судя по звукам за спиной, Илайджа корчил мне рожи. Судя по тому, что Лина показала ему кулак, я не ошиблась. Стоило мне выйти и притворить дверь, как я сделала большие глаза.
– Лина! Сколько раз я тебя просила не приходить во время занятий?
– Вот ты как заговорила! – подруга сложила руки на груди. – А знаешь, что? Я хотела рассказать тебе отличную новость, но теперь уж точно ничего не скажу!
Она вздернула подбородок и развернулась, чтобы уйти.
