В этот миг я отчетливо осознала, что он меня не отпустит.
Ни сейчас, ни позже – возможно, продержит здесь до глубокой ночи, когда идти к ее светлости будет уже бессмысленно. Завтра все повторится, и послезавтра, и… Наверное, кто-то сказал бы, что можно подождать, но ждать я не могла. У меня не так много денег (не считая тех, что вручил мне Орман, и которые я собиралась оставить здесь). Но если деньги еще могли подождать, то с магией нужно было что-то решать.
– Отпустите меня, – негромко сказала я, удивляясь тому, как послушно звучит мой голос.
Он же любит покорность, и сейчас я готова была ему ее дать. Все, что угодно, лишь бы вырваться из этой мастерской. Все, что угодно, чтобы обрести надежду на новое свободное завтра.
– Отпустить? – переспросил он, не отрываясь от работы. – Поверить не могу. Ты меня просишь, Шарлотта.
– Да, я прошу вас. – Голос срывался, но я села на постели, обхватив себя руками.
Волосы рассыпались по плечам, волосы, которые мне еще нужно успеть привести в порядок, как и себя.
– Я прошу вас меня отпустить. Сегодня, – посмотрела ему в глаза. – Завтра я останусь у вас, на сколько вы захотите.
– Неужели? – Орман отложил кисть, темный взгляд, казалось, вобрал всю мощь глубинной тьмы. Или как она там называется.
– Да, – сказала твердо.
– Останешься на ночь, – сказал он.
– Вы…
– Останешься на ночь, Шарлотта – он усмехнулся. – Как в прошлый раз.
Я приложила ладони к пылающему лицу. Наверное, худшее, что он мог сделать – это предоставить мне такой выбор. С одной стороны, я уже ночевала у него, с другой – добровольно согласиться провести ночь под крышей мужчины… Но ведь именно этого он и добивается. Хочет, чтобы я перешагнула через свои принципы, чтобы отказалась от них.
Потому что для него это игра.
Потому что ему интересно посмотреть, как поведет себя его любимая игрушка.
Минуты бессмысленно утекали, и я выпрямилась.
– Хорошо, – отняла руки от лица. – Хорошо, я согласна.
Некоторое время (как мне казалось, мучительно долго), Орман просто смотрел на меня.
– Заманчиво, но… нет.
– Что – нет? – переспросила я.
– Нет, Шарлотта. Ты задержишься сегодня. Продолжаем.
Какое-то время я просто молча хлопала глазами, а потом запустила в него подушкой. Немного промахнулась: она с силой впечаталась в мольберт, а я взвилась на постели. Подхватила халат, заворачиваясь в него, глядя в сверкающие льдами севера глаза Ормана. Он обманчиво-мягко подхватил подушку с пола и шагнул ко мне.
– Вы! – выдохнула ему в лицо, даже не пытаясь сдерживать охватившие меня чувства. – Вы это сделали специально! Вы ведь не собирались меня отпускать!
– Не собирался, – подтвердил он. – Вернись на постель.
– А если нет? – сложила руки на груди, чувствуя, что меня трясет. – Я ухожу, месье Орман. Хотите вы того или нет, но на сегодня мы закончили. Я. Ухожу.
Развернувшись к нему спиной, подхватила белье.
– Мы оба прекрасно знаем, что без моего разрешения ты за эту дверь не выйдешь.
– Выйду, – сказала я. – И вы меня не остановите.
– Мне и не нужно. – Когда Орман коснулся моего запястья, поспешно отдернула руку. – Это сделает она.
Подушка упала на постель, и я резко обернулась. Сжимая кулаки, встречая его холодный жесткий взгляд.
– Что, просто будете смотреть, как она меня убивает?
– А ты проверь, Шарлотта.
Тонкая линия губ (как мне могло показаться, что они способны дарить нежность?), под маской – лицо хищника. Не зря на мобилях его производства эмблема ястреба, ему это удивительно подходит. Несложно было представить, что если я и правда попытаюсь выйти за дверь, долговая метка обожжет руку предупреждающей болью. Жаром растечется по телу, невыносимым, заставляющим кусать губы и тянуться за глотком воздуха. В лучшем случае я вернусь в эту мастерскую на коленях, в худшем – без сознания.
– Вы не чудовище, – прошептала дрожащими губами. – Вы – ничтожество!
Вытащила из ридикюля конверт и швырнула в него.
– Подавитесь!
Разумеется, Орман успел его поймать. Перехватил и прижал ладонью к груди, глядя на меня. В лице он не изменился, вот только взгляд… взгляд стал по-настоящему страшным. Не ястребиным, не хищным, это было нечто другое, до этой минуты мне незнакомое. Темное, жестокое, злое.
Настолько, что я отшатнулась и попятилась.
– Сегодня Тхай-Лао вызовет тебе экипаж, – это было последнее, что я готова была услышать от человека с нечеловеческим взглядом. В его взгляде клубилась тьма (не та осязаемая, которую можно увидеть, скорее та, которую чувствуешь кожей). Та, от которой бросает в холодный пот, от которой пальцы становятся ледяными и перехватывает дыхание. В противовес этому голос его звучал ровно, спокойно и неестественно-громко (или просто в мастерской стало тихо?). – Завтра приедешь сама. К двенадцати. Если у тебя есть возможность разбрасываться деньгами, у тебя есть возможность и добираться самостоятельно.
Орман небрежно швырнул конверт на постель, развернулся и вышел из мастерской. Только тогда я перевела дух и поняла, что в ноги впивается кушетка, а в ладони – ногти. Медленно разжала пальцы, потирая отпечатавшийся на ладонях узор и широко раскрытыми глазами глядя в сторону закрывшейся двери. Мне доводилось видеть Ормана разным, но таким… никогда.
Глубинная тьма, что сорвалась с моих рук, и то пугала гораздо меньше.
Меньше того, что я сейчас увидела в его глазах.
Дикое. Необузданное. Жуткое и жестокое.
Мне бы радоваться свободе, тому, что он ушел, но радоваться не получалось. Я вообще не понимала, что чувствую, и ото всего этого становилось настолько не по себе, насколько это вообще возможно. Ненормальное желание догнать Ормана, развернуть его лицом к себе и заглянуть в глаза, чтобы убедиться, что в них больше нет этой тьмы, сменилось осознанием того, что здесь произошло.
Потянулась было за бельем, но тут на улице раздался знакомый шум. Я подбежала к окну, чтобы увидеть, как от дома отъезжает мобиль. Хотя проще было бы сказать, отлетает, подхваченный надвигающейся ночью и метелью. Он скрылся из вида раньше, чем я осознала, что осталась одна. То есть с Тхай-Лао.
Орман уехал.
Я оделась и привела себя в порядок. Пригладила волосы щеткой, убрала ее в ридикюль. Зачем-то заплела и расплела волосы, хотя пальцы до сих пор слегка дрожали. Стоило вспомнить взгляд Ормана, как все внутри переворачивалось и хотелось бежать прочь из этого дома, из Дэрнса, все дальше и дальше, как можно дальше от этих жутких воспоминаний. Останавливало только одно: экипаж в такую погоду я здесь вряд ли найду, а идти сквозь непроглядную метель пусть даже по самому дорогому району столицы, идти непонятно сколько… Нет, даже я не готова на такие приключения.
