— «Напрягает»? — прошипел он. — Это все твои объяснения? Я нашёл тебя в притоне алкоголиков, на матрасе с кляксами кетчупа! Ты требовал водки! И это в двадцать с небольшим! Уже стадия алкоголизма. Вот что, читать наркозависимым нотации об алкоголе бессмысленно. Будем действовать. Я вызываю платного нарколога, сегодня же, — как Зевс молнии, отчим посыпал угрозы, — начнём спасать тебя, используя последние достижения современной медицины. — Его рука, сжимающая газету с объявлениями, взлетела к люстре.
«По ходу, в общагу надо бригаду наркологов на круглосуточно посадить, каждый второй из наших — их пациент», — подумал Сергей, но мнения своего не высказал. Очень уж пугающе отчим вращал глазами, и матери, похоже, идея понравилась, она совсем затихла.
Прибывший врач-нарколог оказался человеком средних лет с внешностью въедливого преподавателя. Он облачился в белый халат из ядрёного полиэстера, на грудном кармане которого был вышит красный крестик, и холодными руками провёл первичный медицинский осмотр. Каждую манипуляцию врач сопровождал замечанием, перечисляя отклонения от нормы, отчего пациент бледнел, даже щёки вздрагивали. Оказалось, даже барабанная перепонка была повреждена отрицательным воздействием алкоголя, что грозило пациенту надвигающейся глухотой. А про печень, сердце и поджелудочную железу без содрогания вообще невозможно было слушать. Сергей настороженно уточнил:
— Доктор, что ж я, по-вашему, проспиртован с головы до пят?
Острый взгляд поверх круглых очков пронзил разоблачённую жертву алкоголя, а скрипучий голос беспощадно ответил на глупый вопрос:
— Это ненаучное определение. Могу добавить, что головной мозг у вас, уважаемый, тоже повреждён. После злоупотребления алкоголем у вас тысячи отмерших нейронов, которые никогда не восстановятся. Кроме этого, сосуды головного мозга забиты комками из слипшихся эритроцитов, часть из них и вовсе разорвалась. Про вашу репродуктивную функцию я уже говорил. Печально, — «взбодрил» пациента доктор и, расположившись за письменным столом, продолжил: — Перейдём ко второй части обследования. Я буду задавать вам вопросы, касающиеся истории алкоголизации вашего организма. Вы должны, Сергей, отвечать откровенно, от этого зависит схема лечения, которую я предложу. Запомните, алкоголизм — это ещё и психическое заболевание. Итак, начнём…
Далее последовала инквизиторская пытка, которая закончилась постановкой страшного диагноза: алкоголизм 1-й развёрнутой стадии. У Сергея даже волосы выпрямились, а в глазах замерцал прощальный огонёк.
— А сколько всего стадий впереди? — поинтересовался он, прикидывая, сколько ещё он на земле протянет.
— Сосредоточьтесь на том, что любая из них может стать основанием для свидетельства о смерти, — сразил откровенным ответом пациента нарколог и зачитал, как приговор, тезисы из «схемы лечения».
Пока отчим провожал смышлёного доктора, мама опять вслух повторила злосчастные тезисы, отчего Серый выпал в астрал и принял смиренный вид.
На следующее утро мать умчалась в церковь. На одном дыхании она прожила литургию, а на молебне о здравии рухнула пред ликом Спасителя, умоляя помиловать и вразумить непутёвого сына своего, раба Божия Сергия. После службы её окружили подружки — кто с клироса спустился, а кто из свечного киоска прибежал, — и она уже не молилась, а просто размазывала слёзы по лицу.
Когда Катерина Николаевна вознеслась на высшую точку причитаний, к ней подошёл отец Андрей, молодой настоятель храма. Он только что разоблачился после литургии. Подружки зачирикали, как всполошённые пташки, и все как одна встали под благословение священника. Только Катерина Николаевна с места не двинулась, голову опустила и ждала утешения.
Глаза у отца Андрея были добрые, просто колодца доброты, он смотрел на своё духовное чадо и молчал. Подружки её отбежали, и каждая своим делом занялась: кто подался в свечной киоск записки с требами принимать, кто принялся дорожки мести, а кто стекло на иконах мягонькой тряпицей протирать.
Молодой пастырь сдвинул брови к переносице и пожурил рабу Божию Екатерину за маловерие. Та не всхлипнула даже, только на крест глядела.
— Ты, сестра, не забывай, — напутствовал её батюшка, — нет ничего равного милости Божией. Нет ничего больше её. Поэтому отчаявшийся сам себя губит. О сыне молись крепко, неустанно, молитва матери, как известно, со дна морского достаёт.
Глава 14
I
Дождик разогнал сладкоежек-шмелей, зависающих в белых соцветиях акации, в аромате её кислого мёда. Он взбодрил кусты сирени, цветущие белым и лиловым цветом под окнами элитного ещё с советских времён дома, на лоджии второго этажа которого дремлет профессорский внук. Юноша спит на деревянном полу, обнимая надувной матрас, который ему в детстве купила мама перед поездкой в детский санаторий Крыма. С той поры хозяин вырос раза в два, и бесценный подарок больше походит на вытянутую подушку, чем на спальное место, но профессорский внук не чувствует неудобств, даже наоборот, лицо его счастливое, как у ребёнка, которого баюкает мать.
Сладость бушующей весны затекает в открытые окна лоджии и окутывает юношу лилейным облаком сна, сознание его свободно от мыслей, а веки плотно сомкнуты.
Минувшую ночь он провёл без сна, сидел до зари в мировой сети, почти без внимания перескакивая с сайта на сайт. Утро профессорский внук встретил чашкой растворимого кофе, сладким до прилипания языка к нёбу и холодным от молока, после кофейного завтрака он проехался на метро и побрёл на родную кафедру физики. До самого обеда, кропотливо описывая эксперименты или выплетая из формул длинные доказательства, юноша забывал о своей трагедии: о похоронах матери и о глухой пустоте родного дома. Так, иногда кольнёт под ребром, если в окно засмотрится. Домой он приходил к обеду и засыпал на лоджии, чтобы с закатом расправить крылья и вновь умчаться в виртуальный мир, в котором земного притяжения нет, а время стремится к нулю.
Гармонию сна в лилейном облаке обрушили тревожные звонки и в дверь, и по мобильному. Юноша всполошился и принялся растирать глаза: кто может вот так нажимать все доступные кнопки? Конечно, только она — тётя Алла.
— Я привезла тебе поесть, — сообщила она, обдавая любимчика душевной теплотой. — Ну, чем занимался весь день? — Она скинула стоптанные туфли на нулевом каблуке.
— Алла Николаевна, — с укоризной произнёс любимчик, — вам нельзя таскать тяжести.
Он подхватил сумки на колёсиках, а гостья махнула рукой.
— Я на машине, на лифте, так что докатила. Ничего. А тебе, голубчик мой, восемь раз звонила, посмотри на экран. Стою у подъёзда, цветочный аромат вдыхаю и слушаю, как на лоджии твой мобильник разрывается. Иди лучше руки мыть.
У профессорского внука опять кольнуло под ребром — мама тоже вот так отправляла его мыть руки, когда гремела кастрюлями.
— Молодец, всю посуду перемыл, плита чистая, раковина тоже. Золото, а не ребёнок. Надо моих девиц тебе на перевоспитание подкинуть, сущие белоручки, мне, как матери, признаться стыдно, — защебетала гостья. — Садись, вот борщ, кастрюлю поставь в холодильник, когда остынет. Не забудь! Созвонимся перед сном, уточню, а то мой труд пропадёт. — Алла Николаевна чмокнула любимчика в светлую макушку.
