— Артём Александрович, — вздохнула Снежана и огляделась: со времён правления отца ничего не изменилось, только на столе теперь новая лампа, напоминающая черепаху, и жалюзи вместо штор, — это моё право — делать свой выбор в своей жизни. Поэтому примите без объяснений и подпишите сегодняшним числом, — потребовала она, сжимая шлейки рюкзачка.
— Нет! — громыхнул Артём. — Я этого подписывать не буду. Ты должна находиться здесь, это твой дом и твои деньги.
— Мне ничего не надо…
— Не надо? Ты владеешь предприятием и обязана нести ответственность, — почернел лицом Артём, возвышаясь над директорским столом, — и я не позволю тебе всё разрушить из-за детских капризов. Ты с моим отцом имела разговор, согласилась на все условия, теперь выполняй! — вспыхнул он и как будто как-то нелепо хлопнул ушами.
— Сожалею, Артём Александрович, что стала причиной вашего гнева, — ответила смелым голосом Снежана, — но меня не остановит НИКТО, ни вы, ни ваш папа. Человеку нельзя запретить быть свободным.
— Иди работай! — одичал вконец Артём и впился пальцами в столешницу. — У меня времени нет сопли твои вытирать. Пошла на своё рабочее место! — уже не просто орал директор, а гудел как сирена. Модная синеватая небритость превратилась в щетину дикого кнура, глаза пылали, как раскалённые угли, множественные капилляры натянули вокруг век красную паутинку.
— Подписывайте, — каменным голосом повторила Снежана. — Если вы так заняты, не стоит изображать разгневанное божество, — показала она характер.
И тут Артём потерял контроль над собой, он схватил Снежану за волосы и резко припечатал к своей груди. Его дыхание разъярённого льва наполнило комнату первобытным ужасом.
— Я сделаю с тобой всё что захочу! Всё, если ты не поняла! Обещала отцу выйти за меня? И не винти задом. Выйдешь! Сегодня же.
— Если я до сих пор не заорала, — подала голос пленница и даже не запищала, только сжала ремешки рюкзачка до онемения рук, — так это потому, что ты сын Родионыча. Сейчас же отпусти! — Испуганная девочка выглядела храбрым воробушком, готовым склевать Тараканище.
Упоминание об отце отрезвило директора. Тот, кто хоть раз получал взбучку от Родионыча, охваченного гневом, на месте Артёма впал бы в кому, поэтому он опустил руки и взмолился:
— Снежана, прости, я больше не могу держать себя, когда ты рядом, ты… такая классная… — заскулил он голосом, не остывшим от крика. — Давай этот день проведём вместе. Я выполню все твои желания. Поедем на озеро, там такие виды… И останешься свободной, да-да, обещаю. Давай забудем всё, пойдём сегодня в ресторан, прямо сейчас. Я куплю тебе самое дорогое в мире шампанское. Ты узнаешь, — он схватил руку Снежаны, — как я умею любить, и никогда больше не взглянешь на другого мужика. Снежана…
— О! Я видела, как ты умеешь любить. — Изо всей силы Снежана дёрнула захваченной рукой — Теперь мне противно смотреть на всех мужиков, а заодно и на их секретарш. Если сию же секунду не подпишешь заявление, я расскажу о событиях пятницы твоему папочке. Пусть он узнает, как сын завалил его гениальный план стремительной женитьбы на процентах Яновича. — Это стало лучшей фразой в утреннем диалоге.
Покинув офис, Снежана попрощалась с «Икаром» навсегда и «отряхнула прах» с новеньких прикольных кед, на белых костяшках которых чернели звёзды правильной кремлёвской формы. На лице её теперь сияла улыбка, а в глазах отражалось осеннее небо. Сентябрь тянул к ней солнечные руки и приглашал провести этот день вместе — чтобы она узнала, как он умеет любить…
Но тут в свободной голове Снежаны пронеслась мысль: «Родионыч. Надо упредить ответный удар». Взгляд её стал серьёзным и наполнился ответственностью, но улыбка по-прежнему играла на розовых красиво очерченных губах.
Глава 15
I
Итак, не без уныния Сергей бросил пить, ещё ему пришлось согласиться на душеспасительную беседу со священником, и всё для того, чтобы утешить мать. К подвигам новоявленного трезвенника можно было причислить безвозмездное и вредное для психического здоровья репетиторство по всем точным дисциплинам и английскому с названными братцами, рыжими близнецами, которые норовили каждый день обвести вокруг пальца своего старшего брата и учителя.
Принимая все эти жертвы, Катерина Николаевна замолкала на день-два и смирялась с отъездом сына в «проклятую Америку». Заряда мира хватало до упоминания самого невинного обстоятельства, связанного с отъездом её ребёнка. Стоило только вылететь в божий мир слову о жизни за рубежом, тут же материнские причитания, наносящие раны сыновьему сердцу, сотрясали маленькую для пяти человек квартирку и продолжались вплоть до приношения следующей жертвы.
— Пойми, мама, — пытался вразумить её сын, — я еду. Радуйся моему успеху. Грандиозному, между прочим. Все наши писали для этой компании, а предложение о выезде поступило только мне, единственному. Работодатель из США выбрал меня! Такой шанс выпадает раз в жизни, и я его не упущу, не пойду на поводу твоего невежества.
Слова «только мне», «только меня» услаждали Сергея до опьянения. Он стал избранным, он — не мурашка на лесном пеньке, как другие его соотечественники. Он, Сергей Белянский, станет управлять этими мурашками из своего штаба в Нью-Йорке. С изнанки экрана он будет вглядываться в глаза каждому, кто однажды окунётся в неизведанный океан Интернета. И если он, Сергей Белянский, пожелает, то выдохнет попутный ветер растерянному пользователю или утопит его душу в заманчивых лабиринтах виртуала.
— Да, мать невежественная, тёмная, — наступала, однако, Катерина Николаевна, — так ты обо мне думаешь? И как же мне удалось такого гения породить? Да ты, гений, дальше своего носа не видишь! — потрясала она кухонным полотенцем у лица пропащего сына. — Никогда русскому человеку эта страна добра не желала. «Работодатель из США выбрал меня»! Глупый какой, «выбрал»! Лелеять тебя выбрал? Холить? Так ты себе представляешь? Да этот работодатель все соки из тебя выжмет, иссушит до костей, а заболеешь, не дай бог, выбросит на помойку. А рядом ни одного человечка родного не будет. Ты ведь привык — всегда люди близкие рядом, друзья, одноклассники. А представь, нет никого. Один ты там будешь, один! И, как говорят, воды некому подать.
— Ну, мам, я ж не на полюс еду, а в мегаполис. Там знаешь сколько народу? Да и в офисе русские есть, я узнал, с ними и подружусь, — пытался убедить мать Сергей.
— Лучше б ты на полюс поехал. — Катерина Николаевна оставалась непреклонна. — Там хоть учёные рядом, люди свои, проверенные, сроднились душами, как на войне. А я знала бы, вот через год приедет, через два. Ждала б. Матери умеют ждать. А тут — Америка! Сынок один, ни одной души родной. А люди эти из мегаполиса… это иллюзия. Посмотри телевизор, видишь, что эти телевизионные, что те живые — для тебя всё одно будет, — всхлипывала мать, опять выкатывая к бою запрещённое оружие — материнские слёзы.
Сергей поддался и стал ласковым, как котёнок недели от роду:
— Мам, мамуля, не кошмарь. Сама себя заводишь. Тебе нельзя нервничать. Успокойся, не я первый! Там полно наших. И вообще, мамуль, многие работу найти не могут, а мне всё на блюдечке. Мамуль, пойми, я решил. Отпусти. Не омрачай наши последние деньки. Давай на природу махнём, на шашлыки. Тепло ещё. У костра попоём!
