— А что за семья без любви? — парировала Снежана. Глаза её засияли, будто увидели Сергея.
— Не дури головы, — единственное, что нашёл для ответа Родионыч. — Может, тебя Артём обидел? Ты только скажи, я ему задам! — упорствовал самозваный тесть.
— Александр Родионович, ваш сын никоим образом не связан с моим решением, — на одном дыхании выпалила крестница. — Я ухожу искать себя. Как-то так. И пришла лично сообщить, потому что люблю вас, потому что вы дороги моей семье. И прошу простить, что не оправдала. Это оказалось мне не по силам. — Она перевела дух в борьбе с гипнозом крёстного отца. — Повторяю: на свою долю я не претендую.
— Да на кой мне твоя доля! — взревел Родионыч. — «Не претендую»! Там и так всё моё. Только на… оно мне надо! Я же вас поженить хочу, чтобы вы людьми стали, родителями. Денег заработали, детей обеспечили, сами пожили в удовольствие. Нет, ты что-то недоговариваешь. У меня чутьё профессиональное. — На лице крёстного отчётливее проступили оспины. — Без этого охламона не обошлось! Говори, он приставал к тебе? Может, обхождение у него свинское… Я же всё исправить могу, понимаешь? — Родионыч хваткой питбуля вцепился в крестницу.
— Родионыч, дорогой, вы так переживаете, будто сами хотите жениться на мне, — отозвалась, не отступая от своего, Снежана. Она чувствовала, кто-то согревает ей сердце, кто-то будто стоит за спиной. — Я не люблю Артёма, а он равнодушен ко мне. Всё так просто. Мы из разных измерений. И я лучше умру, чем выйду за него или за кого-нибудь другого.
Родионыч запустил в усы ехидства и прозвенел:
— Ты, что ли, от отца своего заразилась? Или у вас наследственное сумасшествие?
Прежняя Снежана тут бы и разревелась, но настоящая лишь поджала губы. Обида отскочила от неё теннисным шаром.
— Папа не сумасшедший! Он — гений! — возразила она, заглядывая на дно гипнотических глаз крёстного. — Его взяли на работу в киностудию. Я сожалею, что разделяла ваше мнение. А даже если и так? Яновичи все сумасшедшие, зачем вам портить свой чистый сильный род?
От взрыва мозга Родионыча спас домофон, который заулюлюкал на весь дом. Снежана смотрела на крёстного, который бледнел с каждой трелью входного звонка и к трубке не подходил. И так она смекнула, что пришёл гость, которого она видеть не должна.
— Прости меня, крёстный, — сказала она, снимая трубку и нажимая ключ. — Это чертовщина пройдёт, и всё будет по-прежнему. Ну, пока, — сказала она и чмокнула его в щёку по старой традиции.
Уступая лифт тайному гостю, Снежана летела по лестнице. В прикольных кедах прыгать по ступенькам веселее, чем в туфлях с каблуками. Шнурки взвились, подошвы не видно, только звёзды кремлёвские мигают.
В пролёте между вторым и третьим этажом нарисовалась фигура в сером плаще, в которой проявилась персона Веры Серебрянниковой, без хвостика, но с модной укладкой и алыми от профессиональной помады губами. Снежана остолбенела и произнесла, выдавливая из себя звук, как зубную пасту из пустого уже тюбика:
— Привет.
— Привет, — пропищала в ответ Вера, заливаясь румянцем.
— Аа-а… ты к кому? Куда идёшь? — Снежана хотела добавить «Красная Шапочка», но сдержалась и улыбку тут же остановила.
— Я? — растерялась Красная Шапочка. — К подружке… чай пить.
— Аа-а-а… — просияла Снежана, вспоминая мясной аромат в доме крёстного. — Ну, тогда поспеши, подружка тебя очень ждёт. Я только что от неё!
— Да? Только что от неё? — уже голосом Настеньки из сказки «Морозко» спросила Вера и опустила глаза.
— Передай, — Снежана по-дружески хлопнула Веру по плечу, — пусть подружка твоя сама воспользуется советами, которые только что надавала мне.
В свободном полёте Снежана выпорхнула из подъезда панельной девятиэтажки и упала в объятия осени, которая поджидала её и от волнения заволокла небо тучами. Две подруги умчались к реке, на встречу с клёном. «Он тосковал», — колокольчиками прозвенела осень и склонилась к его позолочённой шевелюре.
— Я больше не приду к тебе, — сказала Снежана и обхватила холодный ствол рукой. — Не хочу жить в прошлом, это очень больно. Всё, милый, я перехожу в настоящее… Прощай. И… если он придёт навестить тебя… Такое случается, человек, разлучённый с родиной, всегда приезжает спустя лет двадцать, целует заборы и… словом, ходит по любимым памятным ему местам, папа рассказывал… Передай… — Снежана замолчала, но голос сердца клён слышал лучше любого звука. — Я люблю только тебя, ты единственный. И я не хочу забывать любимого и встретить однажды другого. Я буду ждать тебя всю жизнь…
— Всю жизнь… — эхом повторила осень, кутая клён холодным дыханием.
Но клён не желал засыпать и тянул ветки-руки к огнезрачной подруге, ладонь которой обжигала кожу его ствола.
— Я хочу… чтобы он… был счастлив, — голосом сердца добавляет подруга, — был счастлив во всём, в семье и любви. В семье. И я утешусь его счастьем…
На погрустневшую крону осень пролила багряную краску и взбила докрасна кленовую листву, но обновлённый шедевр Снежана не заметила, под крик белых журавлей она мчалась в новую реальность, очертания которой проявились сквозь белый туман над рекой.
III
Для напутственной беседы, как и обещал матери, Сергей отправился в храм, правда без энтузиазма. Утро было не из добрых. Туман окутал его волосы и леденящей влагой впился в шею, не прикрытую шарфом, торчащую, как у подростка, из приподнятого воротника. Он ёжился от холода и грыз сигарету. Из роя коротких мыслей, теребивших его мозг, он старался поймать хоть одну и углубиться в неё. Сергея обгоняли прохожие и не замечали автомобили, и только синие купола влекли его под свой покров предвечным колокольным звоном.
За церковной оградой Сергея встретили розы на ветвистых стеблях. Соцветия рая благоухали на земле греха. В недоумении он остановился и протянул озябшую руку к розовым цветам, чтобы убедиться — перед глазами не магическое видение, а живое воплощение попрания законов природы. От прикосновения к тайне в воздухе разлился розовый маслянистый аромат, от которого закружилась голова. Вот так, с протянутой к розам рукой, Сергей замер и очнулся только от голоса, прозвучавшего у него за спиной.
Подошёл отец Андрей, духовный отец и начальник его матери, худощавый молодой священник с длинными тёмными волосами и открытым пытливым взглядом. На груди его золотом горел крест, рассекая туманный воздух огненными мечами.
Руку с розовым маслом на пальцах Сергей отдёрнул и спрятал в рукав. Он отвёл взгляд от соцветий рая и буркнул что-то в ответ на приветствие отца Андрея. Только бы никто не подумал, что он, гитарист, фан тяжёлого рока, а на самом деле педик, цветочки нюхает.
— Неземная красота, — начал беседу священник и тоже прикоснулся к розам. — Это руки наших женщин-работниц творят обычные чудеса, и твоей мамы тоже. Это она, это воплощение её идеи — засадить розовыми кустами церковный двор. «Как пчёлы в соты собирают мёд, так эти руки счастье собирают».
