Санька замирает в кресле, залысины на его огромном лбу бледнеют. А подруга поправляет бантик и продолжает:
— Представляешь! Триста квадратов. Три квартиры себе, а четвёртую — любовнице. — Наталья Лазаревна разводит руками. — А нам? А тебе — надежду, и ту не оставил.
— Чушь! — сипит Санька. — Не верю. Как же, любовницу и жену на одну площадку! Янович, чтоб его.
— Правда это, Сашенька. — У Натальи Лазаревны дёрнулись губы. — Тебя, лучшего зама, собственника, — подачками кормит. На твоих идеях поднялся и… ездит на тебе. Совести нет у ирода, богом себя возомнил. — Голос справедливости дрогнул. — Я Полинке всё рассказала: и про квартиры четыре, и про всё. Она волосы на себе рвёт, мол, дождалась, муж родной квартиру построил — и ей ни звука. А любовница-то в курсе, без этой моли учёной не обошлось.
На «Икаре» Полина Лазаревна так и не снискала любви. Человек она горячий, дерзости и колкости сыплет во все стороны и раздавить может тяжёлым характером.
— Да? — Санька кривит губы. — Жила и не знала, что муж квартиру новую строит? Бред, Натаха. Полине верить нельзя. У неё мозги плавают в спирте. В последний раз она в марте, кажись, белок ловила?
Наталья Лазаревна подобралась.
— Да знала она не больше нашего, — она обхватывает мягкий, как подушка, лоб, — так, догадывалась. Янович умеет, — шевелит она пальчиками-сосисочками. — Ну, ты в курсе. Вроде и говорит, а не скажет ничего. Только Снежане и доверяет. Она и дизайном занималась, и комнаты распределяла — кому куда, а матери ни слова, как обычно. Вся в папеньку своего. Нашей крови и нет в ней как будто.
— Да? А ты у Полины, значит, была? С донесением, — язвит, щурясь, Гацко.
— Сашок, ну что ты, ей-богу! Не веришь? — Наталья Лазаревна опускается на диван и берёт за руку гражданского мужа. Лицо её краснеет, но на лбу белеют вмятины от пальцев. — Ну что мы, в старой, без ремонта? Посмотри! — всплёскивает она руками. — А этот паразит любовнице не пожалел, а нам, собственникам, дулю показал. А Полина догадалась просто, женская интуиция. Янович ещё в марте, после её залёта, официально заявил, что, мол, всё, теперь у них не брак вовсе, а свободные отношения — каждый живёт как хочет, и что у него есть баба на стороне, и что он не собирается бабу эту скрывать, прятаться. Вот, мол, принимай как хочешь известие.
— Ага! — улыбается Санёк, обнажая розовые, припухшие, как у младенца, дёсны. — А то Полина не знает, что у Яновича всю жизнь бабы на стороне. Вот вы с сестрой артистки.
«Скорей бы Петька прирулил, чтоб его…» — мечтает он про себя.
Оказавшись в тупике, Наталья Лазаревна срывает бантик.
— Сашенька, — запела она, — как бы там у них в семье ни было, ерунда всё. Главное что? Янович проценты твои официально не оформляет, деньги тебе, собственнику, не платит, с мнением твоим не считается, меня на работу брать запрещает. И для чего? — Лисьи глаза рассказчицы вспыхивают. — Чтоб тёмные дела свои скрыть! А дочку-то свою возьмёт на работу, да, и зятя. Думаешь, он им долю не отпишет? Ещё как отпишет, и в руководство введёт, свадьбу только сыграют. А ты, основатель и мозг «Икара», будешь у его зятя на побегушках. Ноги об тебя вытирать будут. У Снежаны характер — сам знаешь, а зять и того хуже. И затрут тебя. Никто не посмотрит, что ты на своём горбу «Икар» поднял, в самые верхи экономики поднял.
Наталья взмахивает руками-крылами, отчего её дорогие духи и дезодорант, той же гламурной темы, штормовой волной ударяют в Санькин нос, до мурашек в мозгу. Гацко зажмуривается, а его подруга, понизив тональность до минорной, продолжает:
— Милый ты мой, до чего же ты благородный. И как ты это терпишь? Но скоро… скоро всему придёт конец. Так что, Сашенька, на волю пора. Правильно мы поступили, по справедливости. Надо Яновичу рога обломать, чтобы он ими дыры в небе не пробил.
— Какие дыры, Натах? Что значит «правильно поступили», о чём ты? — Санёк подскакивает и вытягивается во весь рост, мелковатый для руководителя высокого ранга.
— Сашенька, мы с тобой — одно целое, я за тебя жизнь отдам. Просто решили мы с тобой, а план осуществила я сама. Ты ведь порядочный такой, привык собой жертвовать. Ну и хватит. Пусть теперь Янович жертвой будет.
От усиленной работы мозга на Санькином огромном лбу собрались морщины.
— Натах, ты чего? Ты чего наделала?! — вопит он.
— Справедливость восстановила. Да не волнуйся так, родной мой, ничего страшного не произойдёт, — Лисьи глаза Натахи блестят. — Ну, пощиплют Яновича трохи. Делов-то? Он из любой ситуации сухим выйдет, а мы ему поможем, да-а-а, от всей души, всем сердцем, так ска-а-ать. Только по справедливости. Пусть долю твою официально оформит, и не двадцать процентов, как говорено, а третью часть, и на работу меня — главбухом, и…
— Тебя? Главбухом? Да Юрьевну куда? Уволить? Да она гений вообще, и вообще на ней всё…
— Сашенька, — тянет Натаха, — никто лучше хозяина свои деньги не посчитает, я права? А Елена ваша Юрьевна для тебя не друг. Она только для Яновича старается, как для бога.
— Всё, хватит. Говори, что натворила? Отвечай! — требует Санёк, колечки его тёмных волос дрожат на шее.
— Да, Саш… Хе-хе… Хм…
— Да никак папку с контрабандой… — Догадка осветляет его лицо. — Эту, красную! Аа-а… Там уголовщина чистая! Ну, ты ведьма. — Теперь он бледнеет.
— Саш, успокойся. Твоих подписей нет. Там на Яновича материал.
— Да он поймёт, чьих рук дело. И тебя убьёт, и меня. И дочек твоих сопливых.
— Саш, всё пройдёт тонко, обычная проверка, и всё. Мне уже рассказали. Папку при нём, при всех, при тебе случайно, ну, по ходу, при обыске найдут, и всё. Проверок сейчас… О-о-о-о! Ну, подписку даст о невыезде, ну, повертится, и всё. И мы при своём.
— Проверка? Сама додумалась? Или подсказал кто? Я! Я за проверки ответственный. На стрелки хожу, бабло несу… У-у-у, дура! С меня спросят, всё спросят! — кричит Санька. Лицо его белее рубахи, глаза навыкате.
— Я это на себя беру. Так и скажу — человек без отдыха, без денег, без жилья…
— Ну и дура! Делать-то теперь что? Что? Я тебя спрашиваю, ведьма!
— Саш, не горячись, ты — бизнесмен, руководитель. Давай спокойно. Я бы тебя могла и не посвящать, правда? У меня с Яновичем свои счёты, давние. Но я только для тебя старалась, чтобы ты… Чтобы зять Яновича тебя не унижал, понимаешь? И никто, кроме тебя, последний пункт плана не выполнит. Соберись! Надо просто сегодня зайти к нему в кабинет и… поставить папку точно на то же место, точно на то же, откудова ты брал. И всё. Сделаешь, Сашок?
— Я? Я чтоб друга?.. Чтоб меня…
— Друга? Ну, раз уж так его назвал, тогда скажи — где твой друг? На работе не был, и вчера тоже. И ты, друг, не знаешь почему.
— Мало ли? Чтоб тебя…
— Да не мало. Пятьдесят тысяч американских рублей на подставную фирму перевёл, оттуда — в Германию… И ты, друг, не знаешь об этом?
