Эфир заполняет неутомимая радиоточка. Опять народное хозяйство на высоте и в положительной динамике. В приоткрытое окно врывается ветерок, пузыря гардины, сшитые Лериной мамой. Подлетая к молодой хозяйке дома, он стряхивает со своих прозрачных крыльев обрывки птичьих трелей и запахи весенних цветов, отчего у Леры начинает кружиться голова и быстрее биться сердце, и она начинает ощущать, как губы Яновича опять скользят по её шее.
Муж профессорской дочери же не ощущает ничего, кроме распирающей сытости. Его рука потянулась к чашке кофе, залитого сливками, и рот приоткрылся в готовности к сладкому наслаждению.
— Лерка, чаго ты не яси… Сядай, — говорит Кисель, расслабляясь с первым же глотком.
— Да… сейчас… — бормочет парящая в облаках Лера.
— Как твоя Алка? Полегчало?
Лера словно врастает босыми ногами в пол.
— Да… То есть не совсем полегчало, но лучше… Да… — мямлит она, скрывая дрожь в голосе. В конце марта её подруга и правда болела. Алле скрутило поясницу прямо на работе, когда она орала на новых сотрудниц бухгалтерии, своих подчинённых. Две недели Алла провела дома с телефоном у уха. Орала только в трубку, и то с невысокой амплитудой. Лера навещала больную каждый день и засиживалась до прихода Кости, то есть до ночи. С тех пор минула неделя, но, к счастью, от горя Кисель потерял счёт времени.
Лера, опустив глаза, садится за стол напротив мужа. Руки её сжимают чашку с только что сваренным кофе, не чувствуя жара раскалённого кипятком фарфора.
— Ты в последнее время с ней часто время проводишь. Дружба дружбой, но и о муже надо помнить. Помогать… в конце концов, разрубить этот узел. Это твой долг. Скажешь отцу — должность зама в любом институте академии подойдёт. Ну, в крайнем случае можно на госслужбу.
Родовое упрямство овладевает отпрыском Дятловских и велит держать удар. Лера бледнеет и поднимает пылающие глаза на супруга.
— Николай Николаевич уже переусердствовал, помогая тебе. Обеспечил идеальный старт. Научись свои проблемы решать сам! Я больше не позволю тревожить его сердце. Ясно тебе, Болеслав?
Кисель падает в нокаут. Вот она, благодарность! Он вытягивает шею, поднимает рыжий подбородок и стонет:
— Спасибо, нечего сказать, поддержала мужа в трудную минуту…
Двери в профессорской квартире закрываются бесшумно. Лера вздохнула — полная свобода. Целый день можно думать о Валере, даже на работе.
Её муж на работу приходит на час раньше положенного, чтобы всем было виднее, кто достоин занимать руководящие посты. У Славы есть отдельный кабинет на последнем, пятом этаже институтского главного корпуса, а рядом — его лаборатория. На двери кабинета висит медная табличка с надписью: «Кисель Болеслав Антонович. К.Т.Н. Заведующий третьей лабораторией». Буквы на ней не размашистые, отчётливо видны только три из них — «К.Т.Н.», и те присвоенные авторитету тестя.
На последнем этаже научная жизнь отдыхает, сотрудники даже на перекурах еле шевелятся, и дым стоит клубами, не проветривается. Одну половину этажа занимает Кисель со своей лабораторией, а вторую — специалисты по охране труда и гражданской обороне. Начальство здесь не бывает, уборщицы тоже заглядывают редко. Но Лере в машинном зале приходится туго, о чём она, однако, ни словом никому не обмолвилась, даже отцу.
В машинном зале, пристанище местных системщиков, окон не было никогда, а пол устилают железные плиты, которые громыхают при ходьбе. Но и этот грохот пропадает в рёве больших вычислительных машин и испытательных установок. Единичные столы, затерянные в джунглях технического прогресса, заставлены ящиками с перфокартами и завалены бобинами. Уборщица здесь бывает только по праздникам, и системщики угощают её водкой и тортом. Но кто никогда не бывает здесь, даже на праздники, — так это представители научной и административной элиты, захватившие царственный второй этаж. Поэтому сегодня никто из коренных обитателей машинного зала не понял, что же в первый час рабочего дня заставило старую секретаршу нового директора спуститься по крутой лестнице без перил прямо в подвал. Первое, что увидела и услышала приближённая к власти особа, — от пола до потолка ревуще-мигающие блоки ЭВМ и мелькающие между ними люди в синих халатах. Личности и даже количество присутствующих определить она не смогла, поэтому захлопала утяжелёнными тушью ресницами и сделала шаг вперёд, балансируя на расхлябанной железной плите.
И вот, шагнув вглубь обители технического прогресса, дама при власти поймала взглядом зазевавшегося носителя синего халата, который сдался по глупости, приняв её за уборщицу. На него без зазрения совести она и свалила важное поручение — срочно вызвать м.н.с. Дятловскую в кабинет директора. Гонец, выдержав паузу, кивнул головой в сторону маленького стола, на котором мигает зелёными буквами дисплей, примкнувший к грохочущей стене вычислительной машины. «Ждите здесь. Её рабочее место», — проговорил он и скрылся с глаз растерянной секретарши со скоростью, превысившей максимальную по машинному залу.
Вынужденное ожидание заставило натянуться нервы женщины до предела, а грудь под белой блузкой с рюшами вздымалась и оседала в такт дроби, отбиваемой установкой для испытания подшипников. Старая секретарша постояла-постояла в одиночестве и вернулась к железной двери, где грохот бьёт по ушам вполсилы. Взглядом она расставляет сети для поимки ещё одного системщика, с тем чтобы прилипнуть к нему и не отставать до тех пор, пока м.н.с. Дятловская, живая или мёртвая, не будет доставлена в кабинет директора. На этот раз секретарше везёт — искомая сотрудница, опоздавшая на работу не менее чем на полчаса, попадает в её белые руки прямо на влёте в железные двери.
— Дятловская! — грохочет секретарша. — Директор вызывает! Вы заставили его ждать. Какая безответственность! Придётся доложить, что вы нарушили трудовой договор опозданием на пол рабочего — повторяю, рабочего — часа!
Она хватает опоздавшую за плечо. Прозрачные капли янтаря в ушах секретарши, возомнившей себя главнокомандующей институтом, вздрагивают вместе с её голосом. Лера бледнеет и даже забывает ойкнуть. Она приходит в себя только тогда, когда напавшая на неё дама уже карабкается вверх по крутой лестнице без перил, а расслабившиеся коллеги вышли из джунглей и зазвенели чашками, готовясь к утреннему чаепитию.
— Лерка, не умеешь ты опаздывать, — замечает облапошивший секретаршу системщик, который был командиром машинного зала. — Надо приходить вовремя или к обеду, как все наши. Проспала — ну и спи до обеда. Ни одна душа в мире не узнала бы, где ты. Мы тебя так прикрыли — сам директор не отыщет, — кивает системщик в сторону Леркиного стола, на котором мигает зелёными буквами дисплей, а на придвинутом стуле висит дежурная в машинном зале кофта. — Ладно, пошли чай пить. Романова вон в твою кружку капает…
— Я сейчас… — шепчет Лера и, сбросив плащ, убегает к чёрному ходу, которым пользовались только носители синих халатов и уборщица.
Пока пыхтящая от гнева секретарша, раскачивая бёдрами, пересекает холл первого этажа, чтобы подобраться к лифту, младший научный сотрудник Валерия Дятловская с улыбкой забегает в директорский кабинет, знакомый ей с детства.
