Джун снова махнул руками, и мои штаны вдруг стали укорачиваться и превращаться в неприлично обтягивающие кожаные бриджи черного цвета, а моя рубашка резко уменьшилась до топика ядовито-желтого цвета, тоже очень обтягивающего.
Задохнувшись от возмущения и позабыв обо всем на свете, я бросилась к магу и схватила его за шею, желая задушить. Оттаскивал меня Фомка, а когда оттащил на безопасное расстояние, загородил собой Джуна.
Не успела я заподозрить сыщика в излишнем человеколюбии, как уяснила причину столь странного поведения. Разозлившись на Шира за порчу единственной относительно приличной одежды, я не заметила показавшийся из-за высокого воротника-стоечки кусочек серебристого шнурка. Да чтоб его! Это же защитный магический амулет, который срабатывает при нападении! Фомка умудрился заметить его раньше, пока я душила мага, вот и бросился ему на помощь. Я даже за голову не успела схватиться, как вдруг завыла сирена и по периметру комнаты замерцала частая решетка.
— Попали, — коротко резюмировал напарник.
Глава 8
ПРИСТАЛЬНЫЙ ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ
— Ну что скажешь? — лениво вопрошал Фомантий, развалившись на узкой лавке и закинув руки за голову.
— Скажу, что камеры у них маловаты. И где это видано, чтобы мужские камеры делали смежными с женскими?
— Да это начальник группы облавы явно что-то перепутал. Погляди, на той стороне коридора на дверях всех камер значок — леди с зонтиком. По ходу дела тебя просто впихнули в мужскую.
— Где глаза были у этих болванов? Я как женщина имею право на место в женской камере!
— Да они у них были вон там, — Фомка показал пальцем на мою обтянутую желтым топиком грудь, — а у некоторых вон там, — и напарник ткнул мне за спину, намекая на обтянутую кожаными штанами выпуклую периферию.
Запрокинув голову, я тяжело выдохнула, глядя на высокий потолок, с размаху хлопнулась на деревянную скамью и тут же пожалела о степени собственного размаха. Периферия ощутимо заныла, а зубы клацнули, чуть не прикусив кончик языка. Я подперла голову ладонью и собиралась подумать, но тут же быстро обернулась и глянула в конец длинного коридора, откуда донеслись звуки шагов.
Погромыхивая ключами и шаркая ногами, к нам приближался начальник тюрьмы, о чем ясно свидетельствовали нашивки на его эполетах.
— Ну что, попалишь, голубчики? — широко осклабился он. Начальник довольно посмотрел на Фомку, а потом перевел взгляд на меня, и его улыбка постепенно угасла. Просто мужчина рассмотрел мой топик и штаны. Он в недоумении покосился на камеры напротив, потом почесал макушку и вновь уставился на меня. Глаза его упорно не желали подниматься на должную высоту, и как начальник ни старался, не мог оторвать взгляда от моей груди.
— Э-э-э… — изрек он.
Закатив глаза, я снова тяжело вздохнула. Вот тебе и «э-э-э». Скоро эта буква превратится в мое новое имя, поскольку такой звук с некоторых пор стали издавать все встреченные мужчины. Неудивительно, конечно, учитывая моду Волшебнии — длинные бесформенные балахоны, всевозможные плащи и платья до пола.
— Вы по какому вопросу? — решила я остановить этот поток свободного сознания.
— Я как бы… ы-ы-ы.
— На допрос нас пришли сопроводить?
— Э-э-э… — Мужчина снова почесал макушку.
— А кто будет допрашивать?
— Н-у-у… — Невозможность сфокусировать взгляд крайне пагубно сказывалась на мыслительных способностях главного тюремного смотрителя.
— Эй, Фом, — вздохнула я, — давай ты.
Напарник нехотя поднялся с лежанки, подошел к решетке своей камеры, отделенной от моей толстыми металлическими прутьями, и попытался привлечь внимание начальника.
— Эй, мужик! Эй! — Он пощелкал пальцами перед носом впавшего в созерцательную задумчивость собеседника. — Что там с допросом?
С величайшим трудом начальник повернул голову в сторону Фомы, и то только потому, что я удалилась к своей койке, улеглась на нее и сложила руки на груди. Жаль, что я того горе-волшебника не додушила.
— Так шами определяйтешь, — собрался наконец с мыслями шепелявый субъект, — тут нарушения по двум штатьям. Первая — это перешечение границы и жлонамеренное укрывательштво от предштавителей официальных влаштей. Вам шледовало явитьшя ш повинной, было бы шмягчающее обштоятельштво. Наджорный пограничной шлужбы отправил бы ваш обратно в Прошвещентию. А вмешто этого вы напали на коренного волшебника. Подобные тяжкие правонарушения ижучает шам шоветник его величештва.
— Шам шоветник ижучает?
— Шам шоветник.
— И что нам выбрать?
— А жа какое нарушение хотите понешти накажание? Выбирайте либо наджорного пограничной шлужбы, либо шоветника. У них кабинеты рядом, так что проведем, куда вам надо.
— А кто строже спрашивает? — попробовал сориентироваться напарник.
— Так шоветник, яшное дело. Наджорный вам права жачитает и обелителя предоштавит, а тот раштолкует мотивы вашего поштупка. А шоветник приближенный, он плевать хотел на швободные жаконы. Его, ежели что, шам король обелит.
— Не врешь?
— Жуб даю.
— Ну тогда нам к…
— К шоветнику, — вмешалась я, пока Фомка не успел выбрать «наджорного».
Напарник бросил на меня быстрый взгляд, еле заметно качнул головой и разочарованно вздохнул.
— Точно, что ли? — донельзя удивился начальник.
— Точно, — очень грустно ответствовал Фомантий.
Когда пораженный начальник тюрьмы удалился, заявив напоследок, что сегодня советник, в отличие от надзорного, точно не примет, Фомка подкатил к решетке и уставился на меня тяжелым взглядом.
— Ну и? — очень выразительно спросил напарник.
— Хочешь знать, почему советник?
— Попрошу по порядку. На кой тебе понадобилось бросаться на волшебника? Это часть плана?
— Чистой воды импровизация. Взбесил он меня. Фомка. Сначала похитил артефакт, из-за чего на нашу с тобой голову свалились все неприятности, а потом еще и потерял его. Я ведь была уверена, что мы вот-вот получим золотого, а тут такое разочарование. Ну а то, как он мою одежду непонятно во что превратил, стало последней каплей. Хотя теперь думаю — что произошло, то к лучшему.
— Ну-ну, — сложил руки на груди напарник, продолжая сверлить меня недобрым взглядом.
— Сам посуди. — Я поудобнее устроилась на лавке, уперла локти в колени и принялась убеждать Фомку в том, что все сложилось замечательно. — На заборе наши с тобой лица только ленивый не видел, а значит, путь из Волшебнии и возможность дальнейших поисков закрыты. Нас все равно отловили бы на границе, а потом передали в рученьки нашего любимого монарха. Ну а там сам знаешь, какие перспективы. Нам же с тобой позарез нужно двигаться дальше, и теперь есть реальный шанс. Надзорный по долгу службы обязан возвратить нас королю Просвещентии как беглых преступников, а вот советник сам себе голова. Слышал ведь, что говорил начальник. Советнику закон не писан, и творит он, что хочет, исходя из личных и королевских интересов.
