Ух, с каким облегчением я вздохнула, когда смогла опустить затекшие руки! Несмотря на боль в запястьях и покалывание в ладонях, я принялась усиленно растирать их, разгоняя кровь.
— Вот тебе, — протянул старик ворох одежды, — форменный ведьмовский наряд для сжигания. Надевай да поторапливайся, там уж хворост на площадь носят.
— А может, я просто пойду? — спросила, глянув в сторону двери и прикинув, какова средняя скорость дремучего инквизитора.
— Куды ты пойдешь, коли там все только нас и ждут?
Да, далеко не уйду.
С обреченным вздохом развернула наряд ведьмы и обалдела.
— Что это?
— Платье ведьмовское, чего еще.
— А что оно такое… э-э-э…
Черное платье с корсетом на зеленой шелковой шнуровке и с зеленым шелковым поясом было столь коротко, что не доставало даже до колен. Под пышную черную юбку надевалась нижняя, состоящая исключительно из пенисто-воздушных зеленых кружев. Еще в комплект к традиционному ведьмосжигательному наряду шли черные чулки в зеленую полоску.
— Какое положено! — сказал старикан как отрезал. — Вам, ведьмам, лишь бы подерзить да старшим поперек слово молвить! Вот какое в правилах написано, такое и выдаем. Старым ведьмам, стало быть, черный балахон, а молодым — срамоту эту! Тьфу!
— А если я против того, чтобы гореть в таком откровенном наряде?
— Да кто тебя спрашивать будет? Велено надеть, так надевай. Раньше вон совсем голышом сжигали, а теперь напридумывали нарядов.
— Голышом?! — Я без дальнейших споров стала очень быстро освобождаться от своей одежды, а старик снова пошаркал к столу.
Уже облачившись в соответствующие столь торжественному событию одежды, я спросила:
— А зеркала нет?
— Зеркало им всем подавай, — вновь пробубнил старик, однако поднялся, прошаркал к стене и с жутким скрипом сдвинул в сторону деревянную панель, за которой открылось большое зеркало, местами почерневшее, но вполне достоверно отражавшее картину неприличной реальности. Нет, ну правда неприличной, даже откровеннее, чем топик с бриджами! И хотя нижние формы юбка не обрисовывала, зато она очень задорно колыхалась при ходьбе вокруг бедер, а еще открывала ножки, и они казались совсем уж стройными и длинными. А еще чулочки эти полосатые. Они же шелковыми ленточками подвязывались, и кончики ленточек из-под юбки выглядывали, намекали на подвязки и разжигали желание заглянуть под юбку. А лиф совсем неприлично стискивал и приподнимал грудь, и округлые белые полушария тоже поколыхивались над черным атласом туго затянутого корсета. Старикан мне помогал облачиться, так что корсет он затянул на славу, как положено. О боже! Единственная хорошая новость — в этом платье не чесалось тело. Наряды ведь после сжигания старых каждый раз шились новые.
— Готова, стало быть? Сейчас по традиции пытки, а потом на костер.
Пытки?!
— Нет! Не готова, тут ленточки видите как торчат, нужно бантиками завязать.
И я принялась очень медленно завязывать бантики, а пока завязывала, попробовала старика разговорить.
— А вы про предсказание упомянули. Грядет, стало быть, судный день?
— Типун тебе на язык, ведьма! Истинные агнцы провидения спасут нас всех. Как последнюю, самую опасную их святыню уничтожат, так воспрянет Тьмутьмия и минует угроза.
— Чью святыню? — сделала я невинные глаза.
— Проклятую святыню! Волшебство их, которое пророчества вершит, из-за него все беды на нашу голову!
— А, вы про шар золотой, про дух артефакта? — спокойненько так спросила, а сердце заколотилось как бешеное.
— Есть он злостное непотребство, ибо не дано людям предвидеть будущее, не от божественного провидения такие силы!
— Так его невозможно уничтожить! — Я даже сумела выдавить из груди издевательский смешок. — Зря стараетесь.
— Еще как можно! Утопить премерзкое порождение! Уничтожить в водах священной небесной реки.
Небесной реки! Небесной! Это же как в тех Ирийских солнечных сказаниях, что мы читали в библиотеке короля!
— А где…
Я не успела задать последний самый важный вопрос, поскольку дверь распахнулась и к нам вошел Мордефунт, а следом за ним просочился худосочный Жердь, несущий раскаленную докрасна кочергу.
Глава 11
ОБРЯДЫ И НАРЯДЫ
Главный инквизитор тут же подступил к старику и, забрав из его рук официальный документ, передал еще одному заглянувшему в дверь послушнику.
— А копия где? Для архива? — строго спросил он у Липида.
— Туточки, — ответил древний, соблюдающий все традиции инквизитор.
— Прекрасно, — потер ручки Мордефунт, — ладно, послушник, приступай, — кивнул в мою сторону, и послушник поднял кочергу повыше.
То есть на меня с кочергой?!
Так обидно стало, что тотчас захотелось придумать ответную гадость, и сразу вспомнился артефакт. Вот у кого надо поучиться подстраивать каверзы! Ведь как никто другой вредить умеет, всем вокруг достается. И стоило мне только подумать о золотой заразе, как пакость изобрелась сама собой.
— Не по правилам, — указала я на кочергу, — ведь правда? — обернулась к старикану.
— Чего? — проскрипел сторонник древних обычаев и традиций.
— Пытать пришли, а признания в том, что я ведьма, не требуют.
— Непорядок, — согласился Липид.
— Сперва попытаем, потом напишешь, — решил настоять на своей хронологии событий Мордефунт.
— А если так запытаете, что писать не смогу? — усомнилась я, и главный инквизитор задумался.
— А точно это признание требуется? — спросил он у старика.
Тот гневно глянул, еще и знак священный возле лба Мордефунта сотворил.
— Знамо дело! — скрипанул старикан. — Ничего святого у нынешней молодежи не осталось…
— Ну пиши, — махнул рукой инквизитор, стремясь прервать разглагольствования Липида.
Я придвинула к себе чистый свиток, оглядела со всех сторон и старательно разгладила. Жердь и Мордефунт внимательно следили за моими действиями, а потому я могла с успехом воплотить задуманное в жизнь. Я припомнила неудавшийся щипок Жерди (послушник явно питал слабость к нижним формам), заняла положение поудобнее, то есть спиной к зрителям, и медленно нагнулась.
Результат не заставил себя ждать. Сначала раздалось громкое «ох!», а затем звон кочерги и душераздирающий вопль главного инквизитора, которому кочерга упала раскаленным концом на ногу.
Взглянув через плечо, я увидела интересную картину: Мордефунт, невзирая на габариты, очень бодро заскакал по комнате на одной ноге, выкрикивая страшные ругательства. Танец прижженного инквизитора продолжался минут пять, а потом трансформировался в искреннюю ярость, излившуюся на голову Жерди.