– Ты не проверишь еще раз свои сообщения? А, Карл? Ты уверен, что оно не пришло? Иногда сообщения приходят не сразу. Ты можешь проверить дату и место на снимке, когда его получишь.
Долгая пауза.
– Джар, дружище, послушай, никакого снимка нет. По правде говоря, я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Мы ведь все это уже обсуждали с тобой. Ты видишь Розу повсюду. Возвращайся в Лондон, потолкуй с федералами, а я постараюсь, чтобы с тобой еще раз пообщалась Кирстен – исключительно из профессионального интереса.
– Ты не понимаешь. Это совсем другое. Карл. Ты должен опубликовать фото. Разместить на своем сайте. Послать в газету. Как угодно. Только выложи его, как только оно придет.
Джар вскинул взгляд на барменшу и попытался заставить себя улыбнуться. Он понимал, что говорил слишком быстро, не набирая достаточно кислорода в легкие. Он совсем не привык жить в таком темпе.
– Женщина на фото не очень похожа на Розу. Но это была она. Она обрила голову наголо и сильно похудела. Это не была галлюцинация, Карл. Я только что общался с ней. До того, как они ее увели.
– Ты сейчас один или с кем-нибудь?
– Карл, послушай меня! Со мной все в порядке. Роза жива; она не вполне здорова, но она жива!
Завершив разговор, Джар секунд десять, а может, и больше крепко придавил трубку к аппарату, выжимая из него всю жизнь, как будто топил котенка. А когда он, наконец, убрал с телефона руку, барменша уже не делала вид, будто не смотрит на него.
47
Кромер, 2012 г.
Этим утром я забрал Розу из Норвича. На этом настояла Э., несмотря на то, что между Норвичем и Кромером налажено отличное сообщение: поезда, пусть и не скорые, но ходят на этом участке регулярно. Роза была еще угрюмей, чем обычно – уж больно похожа на своего отца. Э. говорит, что она многое пережила за последние месяцы, и укоряет меня в бесчувственности. Я понимаю, что должен проявлять как можно больше заботы и участия. Но это нелегко, если человек не хочет принимать от тебя помощь. Я пробовал рассказать Розе о преимуществах бензодиазепинов, но она не проявила к ним никакого интереса.
Свою очередную творческую и писательскую задачу я вижу в том, чтобы вести этот ежедневный журнал, постепенно примешивая к вымыслу факты, связанные с моим неожиданно ранним увольнением из компании. Это моя литературная «чашка Петри» перед началом работы над большим романом. Я собираюсь писать его так, будто обращаюсь к какому-то конкретному человеку. Как обращаешься к кому-то в письме, только еще более непосредственно: твой «адресат» сидит рядом с тобой в комнате, прямо перед твоими глазами. Главное – не отклониться от правильного пути, не сбиться на чрезмерно витиеватый, многословный слог в попытке «перекинуть мостик» между моей предыдущей жизнью в лаборатории и жизнью писателя, которая меня так манит. Я рискую, «как человек, впервые пробующий стероиды», как сказал бы мой наставник в Сети. Думаю, правильнее было бы сказать: «как человек, впервые пробующий ноотропы».
По правде говоря, я бы предпочел сесть и пообщаться несколько часов кряду с издаваемым автором, нежели выполнять все эти скучные и утомительные задания. Задание на прошлой неделе было самым противным: составить резюме, личностную характеристику каждого из моих главных героев. А я-то полагал, что уже распрощался с корпоративным миром.
Есть и хорошие новости: у Розы появился парень. Он явно не прилагает особых усилий, чтобы ее утешить, но написал сборник коротких рассказов. И этот сборник был издан – причем не за его деньги. В машине я попытался выудить у Розы хоть какие-то сведения о нем, но она была еще меньше расположена к разговору, чем обычно. Так что по возвращении домой мне пришлось искать его книжку на Amazon.
Не берусь судить, но у этой книги было много пятизвездочных отзывов. (Что бы мы делали без друзей и родных?) Я уже заказал себе один экземпляр. Если хотя бы половина рассказов мне в нем понравится, я приглашу Джара и Розу как-нибудь на выходных выехать на природу – поболтать о литературе и сочинительстве. Моя проблема не столько в том, чтобы написать резюме на своих персонажей; вопрос в том – как сделать свою историю оригинальной. Быть может, мне нужно просто пересмотреть весь имеющийся материал. И пересказать его по-другому.
Мой наставник постоянно повторяет, что необходимо иметь блокнот и записывать все свои наблюдения, замечания о героях, обрывки диалогов и т. п., а потом использовать их в своем дневнике. Примерно так я и делал до того, как устроился в Кембридж. Когда думал, что стану писателем и тщетно силился написать роман о битниках, записывая почти неразборчивыми каракулями все увиденное и услышанное перед тем, как пропустить это сквозь призму мескалина и прочих психоделических алкалоидов. Поэтому я купил себе блокнот сегодня в Норвиче, пока ждал Розу (а она, конечно же, опоздала). Это «Молескин». А кроме него я купил также новый альбом – в предвкушении урока по рисованию с живой натуры, запланированного Э. на следующей неделе. Она говорит, что это пойдет мне на пользу, поможет справиться с кризисом среднего возраста, который я, по ее мнению, сейчас переживаю. Я пытался было уклониться, но Э. осталась непреклонной: мне нужно постоянно занимать чем-нибудь свой ум. Если бы она только знала!
В какой-то момент в отношениях между нами возникла натянутость – и не только потому, что она сочла возможным в наших «изменившихся домашних обстоятельствах» сократить прием бензов и других препаратов, которые я ей давал последние двадцать лет. Это «начало новой жизни», – убеждает меня Э., хотя на самом деле она и раньше пыталась отказаться от своих лекарств, только не говорила мне об этом. А я делал вид, будто бы не замечаю.
Конечно, никому не следует сидеть на анксиолитиках так долго, но этим препаратам удавалось справляться с ее тревожными расстройствами на протяжении ряда лет. И я повторял ей много раз, что резко отказываться от их приема нельзя. Это следует делать медленно, постепенно и аккуратно во избежание калечащих психику синдромов отмены, симптомы которых зеркально отражают полезные воздействия бензодиазепинов: вместо гипнотического эффекта появляется сонливость. Вместо спокойствия – раздражительность, вместо расслабления мышц – их напряжение.
Я, со своей стороны, теперь стараюсь почаще отлучаться из дома – пусть и недалеко: в свой сарай. Я объяснил Э., что записался на курсы писательского мастерства – мне хочется снова разжечь свою страсть к сочинительству, из-за которой я когда-то чуть было не занялся чтением лекций по английской литературе в Кембридже. Эти курсы – первый шаг на длинном пути, конечная цель которого стать известным издаваемым автором. Так я сказал Э. Но мы оба понимаем: этого объяснения недостаточно, чтобы оправдать то количество времени, которое я провожу здесь, в сарае. Э. слишком тактична, чтобы пенять меня за это; она допускает, что мне нужно личное пространство, чтобы разобраться с самим собой и понять, что делать дальше – после того, как меня «ушли». (Я предпочитаю говорить «турнули»; в этом слове ощущается толчок к движению, импульс к достижению успеха на новом поприще.) Если бы я мог есть, пить и спать один в этом сарае, я бы так и делал.
