Когда публика уселась на места, лицо Юдина все еще выражало растерянность. Он несколько раз оглядывался по сторонам, видимо, искал меня. Его покой был нарушен. Может быть, он раскаивался?
Неприятное чувство, вызванное этой встречей, долго не покидало меня. Неблагодарность всегда обижает. Но это было совсем другое. Он, видимо, боялся снова пережить прошлое.
Вспомнился другой случай, происшедший в доме, где живет моя знакомая.
Многоэтажное здание – бывшая гостиница с коридорной системой – вмещает около тысячи жильцов. Среди них недавно овдовевший инженер Н., химик одного крупного завода. От тяжелых переживаний и переутомления инженер заболел. Начались головные боли, бессонница, угнетенное настроение.
Ухаживать за ним было некому. Друзья поместили его в санаторное отделение нервно-психиатрической больницы. Месяца через два инженер вышел оттуда совершенно здоровым и вновь отдался любимой работе.
Инженеру приходилось по утрам, перед выходом на работу, и вечерами, когда он возвращался, самому готовить себе еду на коммунальной кухне. Так продолжалось и после возвращения из больницы. Но тут он с удивлением заметил, что прежняя доброжелательность к нему со стороны соседей сменилась откровенно враждебным отношением, он не придавал этому серьезного значения, пока на кухне не разразился скандал. Одна из соседок на глазах инженера демонстративно переставила его чайник подальше от своей газовой конфорки, на которой поджаривалась колбаса. Инженер миролюбиво спросил, почему она так сделала?
Она ответила:
– С психом не желаю разговаривать!
Инженер обозвал ее «глупой и вздорной бабой». Поднялся шум. Вышел супруг соседки, который заявил, что, по-видимому, психиатрические больницы не находятся на должной высоте, если выпускают на свободу людей до их выздоровления, о чем он судит по «буйному поведению» инженера.
В конечном итоге отношения с соседями так обострились, что сглаживать их пришлось психиатру.
У нас еще широко бытует неправильный, ложный взгляд на человека, лечившегося в психиатрической больнице. Слова «он был в психиатрической больнице» произносятся особым тоном.
Пребывание в психиатрической больнице считается каким-то «пятном» в биографии, которое долго не могут забыть окружающие люди, а потому и сам больной. Вот причина невежливости моего бывшего больного. Он воздержался от приветствия. Ему казалось, что если он поздоровается с врачом-психиатром, то все его знакомые поймут, что он «был сумасшедшим».
А разве не бывает так: придет человек из больницы, в которой лечат нервы и психику, а люди в быту и на работе, смотришь, вдруг ни с того ни с сего, изменили доброе отношение к человеку.
«Симулянт» скончался
Старший врач Иван Сергеевич Бронников после работы не спешил домой. Он узнал, что я дежурю, пришел ко мне в приемный покой выкурить трубку и «покалякать», как он говорил.
В полумраке комнаты медленно плыли, незаметно рассеиваясь, туманные колечки. Иван Сергеевич продолжал говорить и дымить своей трубкой.
– Было это еще до революции… Я тогда служил ординатором в госпитале. Сижу однажды в кабинете и думаю: «Какой я хороший врач, как ловко выявил сегодня симулянта… Мало сказать „выявил“, но еще и отчитал по пятое число, чтобы неповадно было симулировать…». Только я закурил и начал пускать кольца, а пускал я их замечательно, входит фельдшер, бледный такой, губы дрожат… Вытянулся «во фрунт», отдал честь и отрапортовал:
– Ваше благородие, симулянт скончался!
– Как! – вскочил я. – Не может быть!
– В сарае на балке висит, ваше благородие.
Иван Сергеевич пустил одно из своих замечательных колец.
– А не угодно ли вам послушать еще более поучительный случай? – не давая мне опомниться, предложил Иван Сергеевич.
– Пожалуйста, – ответила я, чувствуя, как по спине у меня забегали мурашки.
– Должен вам сказать, что ошибки в нашей практике имеют место и не всегда забываются… – Иван Сергеевич поудобнее сел, продолжая дымить своей трубкой.
– Было это незадолго до Великой Октябрьской революции в бытность мою дежурным врачом здесь, в бывшей Преображенской, а теперь, – он указал на стены кабинета, – Первой московской психиатрической больнице. Доставили сюда кассиршу из магазина Филиппова. Надо вам заметить, что прежде в целой России таких калачей не пекли, как у Филиппова… пальчики оближешь… – Старый доктор выдохнул целое облако дыма и задумался. – Так вот, извольте слушать дальше. Сидела эта кассирша в приемной с блуждающим рассеянным взглядом, была бледна и говорила, что у нее во всем теле боли и начинается паралич. Выяснил я, что кассирша – вдова, сорока одного года, ее отец умер от алкоголизма, а сама она заболела после того, как была обнаружена недостача денег в кассе. – Иван Сергеевич отложил трубку и медленно стал крутить свои пушистые усы. – Надо вам сказать, что заболевание показалось мне интересным, да и сама больная была красоты редкой… Смоляные косы, большие черные глаза. Только раз в жизни видел я подобную женщину, – не то мечтательно, не то с сожалением заметил Иван Сергеевич. И уже перешел на тон беспристрастного рассказчика.
– Ввиду особенности заболевания ординатор через некоторое время демонстрировал больную на научной конференции врачей и профессоров. Из истории болезни и полученных объективных сведений стало известно, что эта женщина прежде была здорова. Месяц тому назад из ее квартиры исчезла, а через некоторое время возвратилась ее кошка.
Она почему-то была беспокойна, укусила и поцарапала хозяйку и, снова исчезнув, уже больше не возвращалась. После этого случая у кассирши наблюдалось небольшое повышение температуры и, как говорили соседи, «грусть о домашнем друге» – о пропавшей кошке.
Больная была человеком общительным, жизнерадостным и заболела сразу после обнаруженной у нее в кассе недостачи денег. Конечно, при желании кассирша покрыла бы эту недостачу из своего жалованья в три-четыре месяца, но, видимо, она опасалась хозяина магазина. Все казалось ясным… Красивая, веселая вдова любит погулять и тратит денег больше, чем зарабатывает…
– А как она себя вела на конференции? – перебила я.
– Как и надо было ожидать! Вошла медленно, тяжело, словно на ногах у нее были гири.
«Почему вы так ходите»? – спросил ее профессор.
– У меня па-па-ра-ли-зованы но-ги.
– Но мне известно, что невропатолог не нашел никаких органических отклонений, которые свидетельствовали бы о параличе.
– Я не знаю.
– Что же вас беспокоит? Чем вы больны?
– Мен-я уку-куси-ла мо-моя сиби-ир-ская ко-шка и теперь сердце сильно бьется.
– Должен я вам сказать, – продолжал Иван Сергеевич, – что кассирша каждый раз производила на меня другое впечатление. Вот она вдруг выкатила глаза и, с трудом глотая воздух, прижала руки к груди.
