Книга Записки психиатра, страница 15. Автор книги Лидия Богданович

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Записки психиатра»

Cтраница 15

Каждое слово, каждый жест ее были рассчитаны на зрителя. Произнеся фразу и приняв красивую позу, больная быстро взглядывала на меня, чтобы проверить, какое впечатление она производит. Я не удержалась и спросила, играла ли она когда-нибудь на сцене.

– Почему вдруг у вас возник такой вопрос? – удивилась моя собеседница и рассказала, что в молодости у нее находили большие артистические способности.

– Ах, всему помешала болезнь. Мне так плохо бывает… Как-то я вместе с мужем была в экспедиции и пережила что-то ужасное. Выйду погулять, устану и падаю. Несколько раз студенты мужа приносили меня на руках!

– Вероятно, вы не сдерживались или не могли?

– Как не сдерживалась?! – с обидой выкрикнула больная, считая мой вопрос упреком, и так разволновалась, что успокоить ее уже было невозможно.

Я позвонила. Больная, снова повиснув на руках санитарок, поволокла за собой ноги.

Через двадцать минут у нее произошел истерический припадок: выгибаясь дугой, грудью вперед, она закатывала глаза, выворачивала руки и билась в конвульсиях. Вслед за конвульсиями следовали рыдания и крики. Она кричала, что врач – это изверг, бесчувственный грубиян, а персонал – звери в халатах.

В течение следующего дня у больной было несколько истерических припадков по незначительным поводам. К вечеру она лежала без движения, совсем обессиленная, опухшая от слез. Так было и в течение последующих дней.

Наблюдая эту женщину, я видела, что цель у нее одна – привлечь к себе внимание окружающих. Ради этого она пользовалась любыми средствами. То принимала позу умирающей и, задыхаясь, стонала; то жаловалась на боли в печени, с плачем хватаясь за правый бок; порой с ужасом, разводя руками, шептала, что ослепла и ничего не видит. Когда все ее уловки были раскрыты с помощью всевозможных исследований и анализов, она в знак протеста против «произвола врача» отказалась от пищи. Она не ела два дня. Я было заколебалась, упрекнула себя в излишней строгости. На третью ночь во время дежурства, войдя неожиданно в палату, я застала ее за едой: торопливо и жадно она грызла шоколад и печенье. Я велела дежурной сестре отобрать весь продуктовый запас. Больная долго истерически плакала и после этого начала есть нормально.

– Как вы себя чувствуете? – спросила я ее однажды на Обходе.

– Очень плохо, – жалобно простонала она.

– Многое зависит от вас.

– Если бы я могла, то освободилась бы от болезни без ваших врачебных рассуждений, – заметила больная, и я почувствовала, что она меня ненавидит, как только можно ненавидеть мучителя и тирана.

– Почему вы не ходите? – спросила я.

– У меня болят ноги.

– Давайте, я вас посмотрю…

– Нет, сегодня я не в состоянии.

– Хорошо… Когда вы почувствуете себя лучше, я вас посмотрю.

На следующий день больная с помощью санитарок пришла ко мне в кабинет. Я попросила снять чулки.

– Пожалуйста, помогите, доктор, – и она протянула мне ногу в чулке.

– Пожалуйста, сделайте это сами, – ответила я.

– Санитарка! – позвала жена профессора.

– Не надо! – предупредила я. – Все необходимое для себя вы должны делать сами.

– Это правило для здоровых, а не для больных. Меня всегда одевали и раздевали.

– Ваши руки совершенно здоровы, и вы с успехом можете это сделать сами. Попробуйте.

Охая, она, наконец, стянула чулок, и я увидела холеную небольшую, слегка отечную ногу.

Выслушав сердце, я убедилась, что оно работает хорошо.

– Ваши отеки пройдут, как только вы начнете ходить.

– Прогноз приятный. Но все-таки я ходить не могу…

– Ваши ноги здоровы, и вы с настоящего момента должны ходить без посторонней помощи.

– Вы смеетесь, доктор!

– Совсем нет.

Эта изломанная женщина, истязающая себя, мужа, близких, всех, кто с ней соприкасается, изленившаяся, эгоистичная, была мне глубоко антипатична. Каюсь, я забывала, что передо мной пациент с укоренившейся нервной болезнью, и видела только никчемного человека. Но надо было сделать усилие, и я его сделала.

– Поймите, – сказала я, – надо выздороветь. Многое зависит от вас. Такая болезнь развивается обычно незаметно и постепенно.

– Очень прошу, расскажите! – патетически воскликнула женщина.

– Представьте себе ребенка или взрослого человеке со слабой, очень чувствительной нервной системой.

– А я, доктор, с детства безвольна и чувствительна.

– Предположим, что человек с таким слабым типом нервной системы попадает в строгую, трудную для него обстановку… Долго себя сдерживает. Однажды под влиянием чрезвычайно страшного или тяжелого для него обстоятельства он срывается и тогда наступает разряд, нервный срыв, аффект в форме тяжелых нервных симптомов или припадков.

– Вы как в воду смотрите. – перебила меня она.

– Сначала человек как бы защищается от ситуации припадками, а затем и сам уже не может с ними справиться – они стали болезнью. В представлении человека это несчастье, навязавшееся извне, против которого воля бессильна, а в действительности он не смог по-настоящему со своей болезнью справиться. Нечто подобное, вероятно, происходит и с вами.

– Доктор, все это удивительная правда! Разрешите рассказать вам, как я росла и какое у меня было детство. Вы, наверное, пожалели бы меня, право.

– Я и сейчас жалею вас, поверьте, и охотно выслушаю. И мы вместе найдем причину ваших страданий и возможность от них избавиться.

Больная, усевшись поудобнее, просто и доверчиво рассказала мне о своей жизни.

– Как сейчас помню мрачную, сводчатую церковь, темные лики святых. Бывало, зажгут много свечей. Они тонкие, потрескивают, гнутся от жары, а я часами смотрю на них, прищурив глаза, и огоньки мне кажутся игрушечными звездами, как на елке.

Меня воспитывала тетка – сестра матери. Была она религиозна фанатически. Рассказывала мне о святых, об их мученическом конце и от меня, маленькой девочки, требовала великого терпения. И что удивительно, доктор, я искренне стремилась к подвижничеству, мечтала о спасении души. Как взрослая, я постилась весь великий пост; не ела в сочельник до первой звезды; выстаивала в страстной четверг все «великое стояние» во время чтения «двенадцати евангелий». Бывало, свинцом наливаются ноги, тошнит, в голове туман, но терплю изо всех сил…

Больная как будто с сожалением вздохнула.

– Я тогда была куда выносливее, чем теперь! Иногда становилось невмочь, но тетка взглянет, нахмурится, и я вскакиваю, начинаю креститься, класть земные поклоны – замаливаю свой грех.

Какими страшными вещами набита была моя голова! По вечерам тетка рассказывала мне о сатане, о его царстве, о всяких соблазнах, которыми он совращает людей. Я слушала ее с волнением и страхом. И мне так ясно, отчетливо представлялось, как сплетники, подвешенные за языки, обжоры с вырезанной глоткой, неверующие извиваются, горят на медленном огне. Видела я самого сатану, черного, с кровавыми глазами, который протягивает к грешникам когтистые пальцы и хохочет над их мучениями. Или, закрыв глаза, представляла, как ночью по кладбищу бродят самоубийцы, которых не принимает без покаяния земля. И до того мне делалось страшно, что, бывало, и тетя уснет, а я никак не могу спать. Все всматриваюсь в темные углы комнаты, прислушиваюсь ко всякому шороху. Заскребет мышь под полом, ветер распахнет форточку – я глубоко зарываюсь в пуховые подушки. У нас их было много. Дядя был купцом и любил плотно покушать и поспать.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация