Подозревая острое отравление, я распорядилась произвести анализы, а больной промыть желудок и кишечник. К утру пульс несколько выровнялся, дыхание стало более глубоким. Больная пришла в себя.
– Где я нахожусь? – спросила она.
– В больнице.
– Нет… Это сумасшедший дом, – силясь что-то припомнить, возразила она.
– Это больница и я – ваш врач.
– Как все смешно! – вдруг рассмеялась больная и попыталась вскочить с постели.
По ее напряженному лицу, по импульсивным поступкам видно было, что она еще не в полном сознании.
В палате осталась медицинская сестра, а я ушла.
В течение последующих дней больная начала ходить, но оставалась еще в том же состоянии. Легкая желтушная окраска лица не была похожа на обычную печеночную желтуху. Дежурные медицинские сестры записывали в дневник состояние больной. Отмечалось, что она еще плохо спит, не к месту весела и, видимо, галлюцинирует, что подтверждалось приступами внезапного страха.
Результаты специальных исследований показали наличие в организме большого количества акрихина и белладонны – яда, который в народе называют беленой. Видимо, больная без разрешения врача принимала не совместимое с акрихином лекарство, что и привело к отравлению.
– Как вы думаете, – спросила я старшего врача, – чем еще можно помочь больной?
– Сделайте спинномозговой прокол.
– Выпустить некоторое количество спинномозговой жидкости, чтобы облегчить внутричерепное давление?
– Не только это, но если окажется отравление.
– То яд можно обнаружить в спинномозговой жидкости?
– Конечно! – твердо ответил старший врач.
Я сделала прокол. Небольшое количество прозрачной жидкости было собрано в стеклянную пробирку и отправлено в лабораторию.
Исследование выявило наличие в организме большого количества акрихина. Вероятно, больная принимала его без врачебного контроля. Вместо несомненной пользы, которую обычно приносит акрихин больным малярией, произошло отравление, при котором нормальная психическая деятельность нарушается. Причина болезни была найдена.
Скоро произошло знакомство и с ее мужем. О сущности ее болезни я умолчала. Опыт научил меня этому.
Искренность заботы мужа о жене не вызывала сомнений. Он много рассказывал о своей Олесе.
Я спросила его о дозах акрихина, которые принимала больная. Он вынул из бумажника подписанный врачом рецепт со штампом поликлиники и показал мне. Дозы были минимальные и не могли вызвать подобное состояние.
– Может быть, она принимала акрихин помимо этого?
– Это, пожалуй, могло случиться… Ей хотелось поскорее выздороветь и пойти на работу…
Он рассказал мне о начале ее болезни, подчеркнул, что в течение нескольких месяцев Ольга была неестественно подозрительна, выслеживала его (он узнал это от товарища), высказывала ряд нелепых бредовых предположений.
«Может быть, – подумала я, – это начало шизофренического процесса, который просто совпал с лечением малярии? Но откуда и каким образом больная получила такое огромное количество акрихина?» Не верилось, чтобы так бесконтрольно лечил врач. Я позвонила в районную поликлинику к доктору, фамилию которого запомнила из рецепта. Врач сообщил мне, что больная была у него только один раз и он ей выписал минимальные дозы акрихина. Значит, имелся другой источник, из которого больная черпала акрихин.
Если произошло отравление организма, то следует не только оказать скорую помощь, но также выяснить, где, чем и при каких условиях отравлен человек. Мало того, надо не допустить и других случаев отравления людей. Условия отравления оставались неясными. С нетерпением я ждала полного возвращения сознания больной, но оно возвращалось медленно. По мере того, как из организма выводился акрихин, менялась и картина болезни. Напряженность и веселость Ольги сменились тоскливым, угнетенным настроением.
– Вас что-то тяготит? – спросила я ее. – Вы тоскуете, озабочены и поэтому плохо спите? Поделитесь со мной, расскажите о себе. Поверьте, вам станет легче.
Ольга неожиданно согласилась. Осторожными вопросами я втянула ее в дружескую беседу. Она рассказала мне о страстной любви к мужу, о ее «преступлении» перед ним. Винила себя за недоверие к нему, унизительную слежку. Она рассказала о друзьях мужа – докторе Иване Карловиче Крофельде, его методе лечения.
Рассказ больной о таинственном посещении Львом Адамовичем квартиры Мигульского заинтересовал меня.
– Удалось вам что-нибудь выяснить?
– Да, наш общий друг Гвоздев рассеял мои сомнения. – Больная сообщила мне и ответ Гвоздева.
После беседы с больной мне было многое неясно. Почему муж больной показал мне только рецепт на акрихин, выписанный врачом поликлиники, и ни слова не сказал о лечении жены у частного врача Ивана Карловича? Скрыл и то, что он руководил ее лечением. Почему друг дома Гвоздев так неясно ответил Ольге на вопрос. Кто эти люди, с которыми она советовалась?
Надо было и мне с кем-нибудь посоветоваться, чтобы разрешить свои сомнения.
Видимо, Ольга еще не совсем выздоровела и доверять ей полностью не следовало.
В больнице секретарем партийной организации был старый, всеми уважаемый терапевт Петр Андреевич К. Я рассказала ему об этой больной, о своих сомнениях. Он сам вызвался побеседовать с больной.
На следующий день Петр Андреевич так же, как раньше Гвоздев Ольгу, спросил меня:
– Вы никому не говорили о том, что рассказали мне?
– Нет.
– Прошу вас, помолчите денек-другой и, главное, ничего не говорите мужу больной.
Непривычно взволнованный, Петр Андреевич пожал мне руку и снова направился к больной. В течение нескольких часов он внимательно исследовал мою пациентку, читал историю ее болезни, делал какие-то пометки в своей тетради. Он вызвал лаборантку, которая по его указанию проводила специальные анализы.
Волнение секретаря партийной организации свидетельствовало о том, что отравление акрихином не случайное. Эта мысль не давала мне покоя. Несколько дней я не видела старого терапевта. Но скоро он появился – как-то вдруг и рано утром, еще до моего обхода больных.
Петр Андреевич плотно прикрыл дверь кабинета и сказал:
– Муж вашей больной и его сообщники арестованы. Их разоблачению помогла наша пациентка. Они изменники Родины! Думаю, что мы будем выступать свидетелями на судебном процессе…
– Мы?
– Да, мы!
Будущее покажет
Пусть читатель представит себе невысокого, коренастого человека с густой шевелюрой каштановых волос, с бледным задумчивым лицом. Это доцент Аркадий Григорьевич Сосницкий, преподаватель литейного дела. В институт он приходил точно, минута в минуту. Его серые глаза постоянно выражают недовольство. Студенты избегают сдавать ему зачеты.
