– Арсений Авдеевич, вы про меня не забыли?
Мне никто не ответил.
Мои глаза привыкли к скудному освещению часовни, я огляделась и увидела, что внутри никого нет, кроме худенькой старушки, которая истово молилась перед иконой Николая Чудотворца.
Куда же девался экскурсовод? Забыл про меня и ушел через другую дверь?
Из часовни действительно был другой выход. Я выглянула оттуда и увидела в дальнем конце дорожки удаляющуюся фигуру сутулой женщины средних лет с бесцветными жидкими волосами. Экскурсовода рядом с ней не было.
Я пожала плечами: ну что ж, придется самой искать могилу своего предка. Тем более что Арсений Авдеевич сказал, что она близко, и вел меня в нужном направлении…
В дверях галереи Августу встретила невзрачная женщина с лицом типичной старой девы, в длинной бесформенной юбке, с жидкими бесцветными волосами. Она ревниво взглянула на посетительницу, но что-то прочла в ее глазах и проговорила:
– Пойдемте, Алоиз ждет вас.
Он действительно ее ждал. На его лице были нетерпение и интерес.
Августа бросилась к нему, взволнованно, обиженно рассказала о сегодняшних событиях, протянула смятые листочки с карандашными каракулями Павла Васильевича.
Алоиз внимательно ее выслушал, проглядел записки.
– Остановите ее! – воскликнула Августа с пафосом. – Верните мне артефакт! Он мой, мой! Я столько сил и времени отдала Павлу, что имею на него право!
– Имеете право? – переспросил Алоиз странным тоном. – Вы? Ну ладно, я что-нибудь придумаю!
Он переглянулся со своей ассистенткой и сухо проговорил:
– Ирина, позаботься о нашей гостье!
Ирина вздрогнула, подошла к нему ближе, переспросила:
– Ты имеешь в виду…
– Да, именно это! – подтвердил Алоиз и добавил одними губами, так что слышать его могла только Ирина: – Она слишком много знает. Она смеет предъявлять права на артефакт. Она посмела назвать его своим!
– Но я… но я никогда… – Ирина заметно побледнела, отступила на шаг, как будто опасаясь удара.
– Все когда-нибудь случается впервые, – холодно ответил Алоиз.
– Но я… я не смогу…
Алоиз снял очки и уставился на Ирину своими тускло-зелеными глазами. Она покачнулась, на мгновение опустила веки, но тут же глубоко вздохнула и проговорила будничным тоном:
– Хорошо, Алоиз, я о ней позабочусь!
Августа Васильевна ничего не поняла из этого странного разговора. То есть она поняла только, что Алоиз поможет ей вернуть ее законную собственность.
– Пройдемте со мной! – Ирина повернулась к ней и сдержанно улыбнулась. – Вы хотите выпить кофе?
– Кофе? Да! – Августа неожиданно почувствовала, что и правда очень хочет кофе и что-нибудь съела бы. Перенесенные волнения, сильные чувства всегда вызывали у нее аппетит.
– Пойдемте! – повторила ассистентка Алоиза.
Она не заметила, что Алоиз проводил ее странным взглядом своих слепых глаз, как будто прощаясь навсегда.
Женщины вышли из комнаты через боковую дверь и оказались на лестничной площадке перед клеткой лифта. Здесь пахло пылью и краской, на стене красовались надписи и рисунки, творчество сексуально озабоченных подростков. Ирина нажала на кнопку, и сверху, дребезжа и грохоча, поползла допотопная кабина.
Августа удивленно покосилась на свою спутницу, и та, не дожидаясь вопроса, проговорила:
– Внизу у нас только галерея, а комната для приема гостей на верхнем этаже. Конечно, это неудобно, но так уж получилось…
Они с трудом втиснулись в тесную кабину и поднялись на шестой этаж. Но и здесь путешествие не закончилось – Ирина указала на узкую металлическую лесенку, поднимавшуюся еще выше.
Августа уже не рада была, что попросила кофе.
Однако не возвращаться же теперь…
Она поднялась по лесенке. Ступени гремели под ногами, как корабельный трап.
Перед ней было большое, открытое настежь окно, за ним виднелись разноцветные городские крыши, а внизу, под ногами, темнел маленький квадратик двора.
По низкому карнизу, раздувая зоб и громко воркуя, расхаживал голубь.
– Куда теперь? – растерянно спросила Августа, повернувшись к спутнице.
– Сюда, – ответила та и неожиданно толкнула Августу в плечо.
Августа покачнулась, потеряла равновесие и шагнула в пустоту, в распахнутое окно. В последний момент она вцепилась в оконную раму и повисла над пропастью. Испуганный голубь взлетел, громко хлопая крыльями.
Августа висела на раме, медленно раскачиваясь. Под ее весом ржавые петли с треском отдирались от оконного косяка, рама медленно, страшно кренилась. Ирина выглянула в окно, попыталась подтолкнуть падающую – и тут Августа мертвой хваткой вцепилась в подол ее длинной бесформенной юбки.
Ирина вскрикнула, попыталась оторвать руки от подола, но ее уже тащила в пустоту страшная, непреодолимая сила…
В то же мгновение рама с треском оторвалась. Августу подхватил горячий городской воздух, и на какое-то безумное мгновение женщине показалось, что она научилась летать.
Они и вправду полетели – внизу Августа, за ней – Ирина с расширенными от ужаса глазами, но полет продлился недолго и закончился страшным глухим ударом и вечной тьмой.
На кладбище стояла тишина.
Из-за угла часовни вышел, опираясь на длинный суковатый посох, нищий старик с редкой белоснежной бородой. Он протянул ко мне смуглую морщинистую руку и проговорил негромким, дребезжащим старческим голосом:
– Подай мне сколько-нибудь, высокородная царевна! Подай бедному старику!
– Я не царевна, – проговорила я, улыбнувшись одними губами. – Я немногим богаче тебя, дедушка!
Однако я наскребла в кармане какую-то мелочь и положила ее в сложенную лодочкой ладонь.
– Благослови тебя Бог, царевна! – проговорил старик, поклонившись. – Тебе вот туда!
Я пошла вперед по той дорожке, на которой незадолго до того рассталась с экскурсоводом.
Дорожка становилась все уже и уже, могилы по сторонам – все старее, а главное – они были все более заброшенными. Вместо гранитных и мраморных памятников из травы выглядывали невзрачные плиты с полустертыми надписями и покосившиеся кресты. Трава на дорожке росла все гуще, видно было, что здесь уже давно никто не ходил.
Впрочем, я была не права: навстречу мне брели, негромко разговаривая, пятеро пожилых гастарбайтеров – поношенные, заляпанные краской спецовки, бесформенные шапочки, плоские восточные лица в сетке морщин, узкие глаза. Один из них катил тачку, в которую было сложено несколько лопат и тяжелая кирка.
Я посторонилась, пропуская их. Один из работяг покосился на меня, проговорил с сильным акцентом:
