«Счастлива…»
– Ваши шпаги, господа, – раздался голос сзади.
Не понимая, она повернулась на голос и увидела, как в толпе офицеров Доманский пытался выхватить пистолет и как Черномский нелепо тащил из ножен свою огромную саблю. Матросы уже висели у них на руках…
«Пора…» – подумал Христенек.
– Что вы делаете, господа? – закричал он и будто попытался вырвать свою шпагу из ножен, и тоже был обезоружен.
И уже Доманский, с усмешкой глядя на принцессу, отдавал свой пистолет.
– Что происходит, господа? – почти беззвучно спросила принцесса.
Морской офицер, стоявший за ней, отрапортовал по-французски:
– По именному указу Ее императорского величества императрицы Екатерины Второй вы арестованы.
– Кто вы такой? – Она еще пыталась быть надменной.
– Капитан Литвинов, прибывший вас арестовать, – ответил офицер.
– Немедленно позовите Его сиятельство! – крикнула принцесса.
– По приказу командира корабля «Три иерарха» адмирала Грейга граф Орлов арестован как изменник государыни.
Принцесса лишилась чувств. Матросы бросились к ней. Ее унесли в каюту.
На палубе появился Грейг.
– Этих господ – в отдельную каюту! – Грейг указал Литвинову на поляков. – И караул приставить.
Доманского и Черномского увели.
И тотчас матросы отпустили Христенека.
– Что с ней? – спросил его Грейг.
– Да ничего – игра одна: глаза прикрыла, соображает, что дальше делать, – сказал Христенек. – Глаз с нее не спускать… нрава она отчаянного.
– И закрыть проход в эту часть палубы. Караул при арестованных круглосуточно! – отдавал распоряжения Грейг. – Чтоб птица не пролетела!
В палаццо принцессы в Пизе в большой зале столпились слуги.
Христенек стоял у мраморного столика и с шутками и прибаутками выдавал деньги.
– А ну-ка, господа хорошие: служить – не тужить… Всех вас принцесса велела рассчитать поцарски.
В залу вошел Ян Рихтер.
– А ты мне и надобен, – ухмыльнулся Христенек. – Зови камер-фрау, собирайте вещи, на корабль велено доставить.
– У меня есть приказание: вещи принцессы я могу отдать только в собственные ее руки, – мрачно ответил слуга.
– И правильно, – весело нашелся Христенек. – Тебя, дружок, не велено рассчитывать. Тебя да камер-фрау принцесса при себе оставляет. И велено вас доставить со всеми ее вещами на корабль, где нынче Ее императорское высочество с женихом своим графом Алексеем Григорьевичем и приближенными Доманским и Черномским – известны тебе такие имена? – готовятся отплыть из Ливорно в Турцию. А ну-ка, мрачный человек, собирай свою команду, да поживее. Принцесса передать велела: головой отвечаешь за сохранность вещей. Особенно береги баул! Веселее, господа хорошие. Эх, где ни жить – всюду служить!
Рихтер почесал затылок и молча пошел прочь из залы собирать вещи. Христенек вздохнул с облегчением.
Экипаж, груженный вещами принцессы, подъехал к набережной. По-прежнему на набережной толпились люди. И красавцы фрегаты продолжали свои учения в заходящем солнце…
Из экипажа высаживается Христенек, за ним Рихтер, не выпускающий из рук знакомый баул, и камеристка принцессы Франциска фон Мештеде.
У набережной их ждала шлюпка с матросами.
– А ну, родимые, помогайте гостям нашим вещички таскать! – кричит Христенек матросам.
Сгибаясь под тяжестью, матросы тащат в шлюпки огромные сундуки.
Рихтер стоит у шлюпки со своим баулом и с сомнением наблюдает всю эту картину.
– А откуда я узнаю, господин, что моя хозяйка на корабле? – вдруг спрашивает он.
– Ну что ж ты такой неверующий? – хохочет Христенек и обращается к толпе на набережной: – Эй, любезнейшие, что здесь происходит?
– Маневры в честь Ее высочества русской принцессы, – с готовностью отвечают из толпы.
– А где ж сама принцесса?
– На корабле, – словоохотливо начинают объяснять зеваки, – со свитой – на трех экипажах приехали… все с усищами, с саблями огромными…
Три коляски, украшенные гербами графа Орлова, стояли на набережной.
Рихтер вздохнул и пошел садиться в шлюпку.
Шлюпки отчалили от набережной.
В каюте адмиральского корабля стоят раскрытые сундуки. По всей каюте разбросаны платья, шляпы, мантильи, амазонки. На отдельном столике – маленький баул, прежде находившийся у Рихтера. Около баула дежурит матрос…
Посреди этого моря женских туалетов за другим столиком сидит писарь. Перед ним зажжен тот самый шандал с экраном, где изображена гадающая принцесса.
– Опись вещам… – монотонно диктует Христенек.
Подлинная опись вещей принцессы, захваченных в Ливорно. По ней можно представить себе гардероб блестящей женщины галантного века, имевшей склонность к путешествиям.
– «Тафтяное платье полосатое… Палевые, с флеровой белою выкладкой, гарнитуровые черные, с такой же выкладкой робронды и юпки попарно… Кофточки и юпки попарно… Тафтяное розовое, с белой флеровой выкладкой… Юпки атласные…»
В каюту вошел Орлов…
Орлов: Последние письма
Орлов, усмехаясь, оглядел каюту.
– Письмо, Ваше сиятельство… от нее для вас, – сказал Христенек. – Адмирал Грейг принес.
Орлов взял письмо, а Христенек продолжал рыться в вещах принцессы и диктовать:
– «Польские кафтаны – атласный, полосатый… Салоп атласный голубой… Четыре белых кисейных одеяла…»
Орлов смотрел на бумагу, исписанную торопливым почерком. Иные буквы расплылись – слезы ярости… Он читал письмо и одновременно слушал монотонный голос Христенека, перечислявший все эти модные вещи. Она вновь была перед ним. И он слышал ее голос…
«Вы, так часто уверявший меня в верности, где же вы были, когда меня арестовали?»
– «Кушак с золотыми кистями… Амазонские кафтаны… Камзолы с серебряными кистями и пуговицами… Две круглые шляпы, из коих одна белая с черными полями, а другая черная с белыми… Одна простыня и наволочки к ней полотняные… Одна скатерть…»
«…Не верю, не верю, вы не смогли бы так поступить! Но если даже все это правда, заклинаю вас всеми святыми: придите ко мне!»
– «Осьмнадцать пар шелковых чулок… Десять пар башмаков шелковых надеванных… Семь пар шитых золотом и серебром не в деле башмаков…»
«… Я готова на все, что вы для меня приготовили. И на то, что вы отняли у меня навсегда свободу и счастье. И на то, что вы вдруг передумаете и освободите меня из ужасного плена, но что бы вы ни решили – придите!»
