— Если на Коллегии аббатов Фио Бурэю будет отказано в доверии, уверен, найдется немало достойных братьев, которые будут в состоянии заменить его на посту отца-настоятеля, — сказал аббат Гленденхук.
— Заменить, ты считаешь… — усмехнулся герцог Калас. — Ненадолго, смею полагать.
— Этими словами ты подтверждаешь, что корона выходит за рамки того, чем ей положено заниматься, — воскликнул настоятель Сент-Гвендолин. — Дела ордена следует оставить самой церкви! Между тем тебе и твоей армии наверняка предстоит поход в Санта-Мер-Абель, не так ли?
— Я пойду с армией туда, куда прикажет король Эйдриан, — отрезал Калас. — Куда угодно — в том числе и в Санта-Мер-Абель.
— Подобное недостойно монарха!
— Ты не понимаешь! — воскликнул герцог. — С приходом Эйдриана все изменилось. Во время рыцарского турнира он едва не убил меня. Я уже был в руках смерти. Нет, аббат, даже твой друг Бурэй не смог бы…
Калас с коротким смешком оборвал себя и посмотрел прямо в глаза Гленденхуку.
— И, однако, как видишь, я жив. Жив, потому что сейчас в Хонсе-Бире правит король, который имеет власть над самой смертью!
Сбитый с толку, настоятель Сент-Гвендолин покачал головой и бросил вопросительный взгляд на Треизу, но та выглядела столь же ошеломленной.
— О чем ты толкуешь? — спросила сестра. — Ни одному человеку такое не под силу.
— В церкви Абеля уж точно никому, — не сказал, а словно выплюнул Калас. — Когда умирала королева Вивиана, разве старый дурень Джеховит сумел ее спасти? Вы, церковники, обещаете людям вечную жизнь. Ну а я заявляю, что Эйдриан властвует над самой смертью. Ты осмеливаешься осуждать его, а заодно и меня, потому что не в силах понять главного. Вы здесь настолько погрязли в заумных ритуалах и лживых обещаниях, что такой король, как Эйдриан, кажется вам выше понимания.
— А как же чудо Эвелина? — запальчиво возразила Треиза. — Разве не святой Эвелин спас от чумы королевство? Королевство, которым, между прочим, правил твой друг!
— Святой, говоришь, Эвелин? — насмешливо переспросил герцог Калас.
— Он скоро им будет.
— Эту болтовню я слышу уже много лет. — Герцог пренебрежительно махнул рукой. — Не важно. Разумеется, Эвелин — герой в глазах черни Хонсе-Бира. Джилсепони тоже считалась героиней — когда-то. Теперь они больше никого не интересуют. Эйдриан — король, и горе тому, кто встанет у него на пути.
— И ты готов предать принца Мидалиса, который тоже был твоим другом?
Герцог расправил плечи, в его глазах появился стальной блеск.
— Принц Мидалис согласился бы со мной, если бы понимал Эйдриана так, как я.
У настоятеля Сент-Гвендолин буквально отвисла челюсть.
— Что такое юный Эйдриан сотворил с тобой? Что это за колдовство?
— Можешь не сомневаться, настоящее колдовство, — отрезал герцог. — Церковь Абеля на такое не способна.
Двое сильных, наделенных несомненной храбростью мужчин напряженно смотрели в глаза друг другу.
— А теперь довольно досужей болтовни. Вы должны открыть ворота солдатам короля Эйдриана. И поднять тот флаг, который теперь принят в королевстве.
— А если нет?
— Тогда я сломаю ворота, — хладнокровно заявил Калас, поднимаясь и выходя из покоев.
— Что нам делать? — спросил Гленденхук Треизу, как только они остались одни.
Улыбка ее была довольно бледной.
Аббат Гленденхук улыбнулся в ответ, подошел к прекрасной сестре и нежно поцеловал ее в щеку. После чего покинул покои и снова поднялся на стену. Он уже продемонстрировал свою позицию, подняв те флаги, которые считал нужным. Теперь он собирался сделать еще одно уточняющее заявление.
— Герцог Калас! — прокричал он вслед удаляющимся всадникам. Непобедимые, все как один, тут же обернулись на крик. — Уводи отсюда армию. Это дом Божий.
— Открой ворота, аббат Гленденхук! — предостерегающе ответил герцог.
— Мы откроем ворота Сент-Гвендолин и даже Санта-Мер-Абель, когда твой король Эйдриан сделает то, что положено, — как можно громче продолжал аббат, чтобы его речи стали также и достоянием людей Каласа. — Когда преступник Маркало Де'Уннеро окажется в темнице, а аббат Олин будет передан церковным властям для совершения суда. До тех пор находящийся под моей рукой монастырь закрыт для вас.
Это заявление, казалось, ничуть не обеспокоило герцога.
— Герцог Калас! — снова окликнул его аббат Гленденхук, увидев, что тот разворачивает коня.
Произнося эти слова, настоятель Сент-Гвендолин сунул руку в свисающий с пояса мешочек и достал оттуда тяжелый магический камень.
— Что ты намерен предпринять? — спросил он.
— Я несу жителям Хонсе-Бира слово короля Эйдриана. Те, кто принимает его, становятся друзьями и союзниками короны. Для тех, кто отказывается сделать это, ответ один — меч.
— Сент-Гвендолин не откроет перед вами ворота!
— Тогда я объявляю тебя врагом! — крикнул герцог Калас.
Аббат Гленденхук вытянул в сторону Каласа руку с зажатым в ней магнетитом и погрузился в образы, посылаемые ему камнем. В результате он очень ясно увидел великолепные доспехи герцога, а весь остальной мир как будто затянуло туманом. Аббат сосредоточил внимание на одном месте доспехов, на пластине, прикрывающей сердце, и позволил энергии камня проникнуть себе в душу и мысли.
Калас кричал что-то, но настоятель Сент-Гвендолин не слышал слов герцога. За его спиной вскрикнула сестра Треиза, но он и этого не заметил. Имело значение одно: нарастающая энергия магического камня; аббат был полон решимости нанести чувствительный удар королю Эйдриану и думал только об этом.
Гленденхук вложил в магнетит всю свою энергию и с резким криком выпустил «ядро».
Вокруг несущегося с невероятной скоростью камня потрескивал воздух, а когда он врезался в грудь герцога Каласа, раздался звук, напоминающий звон церковного колокола.
Герцог Калас свалился с коня, сильно ударившись о землю.
— Что ты наделал? — закричала Треиза, подбегая к аббату.
— Послал королю Эйдриану сообщение о том, что церковь Абеля не уступит неправомочным требованиям государства!
Внизу, на поле, несколько гвардейцев щитами прикрыли упавшего герцога, а другие спрыгнули с лошадей и подняли его, чтобы отнести Каласа в безопасное место.
Немедленно вступили в дело катапульты. На Сент-Гвендолин, кроша его древние стены, обрушились огромные камни. Солдаты короля пошли в наступление. Земля дрожала под ногами двадцати тысяч воинов; казалось, монастырь развалится от одного этого грохота.
Настоятель Сент-Гвендолин собрал оставшихся братьев в нефе большой часовни аббатства.
— Не оказывайте сопротивления, — приказал он. — Мы ясно обозначили свою позицию.
