— Как же я их ненавижу, — глухим голосом произнес Макс. — Ненавижу за то, что они все у нас отняли. Что же случилось с нашим сыном?
— На двадцать восьмой неделе у меня начались схватки. Но ребенок был еще не доношенный, и врачи не смогли его спасти. — Несмотря на боль, Рэйн заставила себя продолжить: — Он был такой маленький, но мне он казался самым прекрасным малышом на свете. Я спланировала церемонию через несколько дней, но не смогла пойти, потому что родители согласились ее оплатить только при условии, что я все сохраню в тайне. Чтобы люди в городе не узнали. Но сами они даже не пришли на захоронение. Там были только я, Джилл, бабушка и священник.
Посмотрев на нее, Макс пальцами стер с ее щек слезы.
— Ты, должно быть, ненавидишь меня за то, что я не был рядом. Даже представить не могу, через что тебе пришлось пройти. У меня самого сердце сейчас разрывается.
— Это был самый ужасный момент в моей жизни, — призналась Рэйн. — Поэтому для меня так важно сохранить Эбби. Я не должна ее потерять.
— И не потеряешь. Я об этом позаботился.
Его серьезный тон заверил ее в том, что он действительно сделал что-то, чтобы удочерение состоялось. Рэйн даже не хотела знать, что именно, — одно понимание того, что этот человек на ее стороне, заставило ее сердце сжаться от радости.
Они немного помолчали. Наконец Макс отстранился и убрал руки с ее плеч.
— Почему ты не сказала мне о своей беременности, когда я вернулся? — спросил он.
Рэйн пожала плечами:
— Я просто не знала, как тебе сказать. Это было так давно, но мне по-прежнему больно. Когда я увидела тебя, чувства вернулись. Я хотела разобраться в них сама, прежде чем открыться тебе.
— Я должен был знать, Рэйн.
Она вздохнула:
— Да, ты прав. Но я знаю, как мне самой все еще больно из-за той потери, и я не могла причинить тебе такую же боль. Ведь я снова влюбилась в тебя.
Макс покачал головой:
— Не надо. Прошу, не надо говорить, что любишь меня, Рэйн. Я не могу остаться с тобой и не хочу снова сделать тебе больно.
«Слишком поздно».
— Я не в силах скрывать свои чувства, Макс. Я знаю, что ты уезжаешь, но ты должен понимать, что я испытываю.
— Я не могу дать тебе того, что ты хочешь, того, что ты заслуживаешь, — ответил Макс. — С моей стороны нечестно требовать от тебя любви, когда мне придется скоро тебя оставить.
Рэйн хотелось, нет, ей просто необходимо было знать!..
— Ты меня любишь? — спросила она. — Только честно.
Взгляд его прекрасных голубых глаз был направлен прямо на нее.
— Больше жизни.
«Боже, зачем я спросила?» Рэйн едва сдерживала рыдания.
— Я знала, — прошептала она. — Я понимала интуитивно, но теперь, когда ты сказал это вслух…
Рэйн заплакала, хоть и ненавидела себя за эту слабость. Она закрыла руками лицо, и Макс притянул ее к себе. Уткнувшись в его грудь, она оплакивала их любовь, посреди которой зияла огромная пропасть. Годы, проведенные врозь, стали для них непреодолимым препятствием.
Рэйн отступила на шаг и вытерла слезы.
— Извини. Я просто… не могу.
Макс тер руками глаза — мужская гордость не позволяла ему зарыдать, как Рэйн.
— Я не могу просить тебя поехать со мной, Рэйн, и не могу остаться.
Видимо, и у любви есть границы. Если бы он попросил ее поехать с ним, она бы согласилась. Может быть, он не готов к созданию семьи, слишком привык к своей жизни в Лос-Анджелесе, хочет быть свободным и не желает быть связанным по рукам и ногам одной женщиной и ее ребенком.
Взглянув на Эбби, Рэйн поняла, что ни за что не откажется от этой малышки. Но свой дом и ферму — их она готова была принести в жертву ради Макса.
— Мне пора ехать в театр, сегодня спектакль начинается раньше, — сказал он. — Мама с папой придут. Может, позвонить няне и спросить, не посидит ли она с ребенком? Ты бы смогла тогда прийти и сесть в первом ряду… в последний раз.
Рэйн была просто не в силах. Все равно ничто не сравнится с тем вечером, когда они занимались любовью в его гримерке, а потом ужинали на сцене. Она хотела, чтобы это воспоминание стало ее последним воспоминанием о Шекспировском театре, — она сомневалась, что когда-либо еще придет туда.
— Я не могу, — ответила она. — Лучше этого не делать.
Макс кивнул:
— Так, значит, все? Пришло время прощаться?
Не в силах произнести ни слова из-за переполняющих ее эмоций, Рэйн закусила дрожащую губу и кивнула.
Он взял ее лицо в ладони и повернул так, чтобы она посмотрела ему в глаза.
— Я действительно люблю тебя, Рэйн. Даже не сомневайся в этом. И если я тебе когда-нибудь буду нужен, просто позвони.
Он был нужен ей сейчас. Она так хотела, чтобы он остался, чтобы он стал ее надеждой и опорой. Но было бы нечестно просить его оставить свою голливудскую жизнь ради Ленокса.
— Я хочу… — Макс прервал сам себя, покачал головой и опустил руки. — Ты позвонишь? Будешь держать меня в курсе — как Эбби, как ты?
— Конечно. Я сообщу тебе, когда удочерение состоится.
Еще один долгий взгляд; наконец Макс отвернулся, присел рядом со спящей Эбби и поцеловал ее в лоб:
— Позаботься о своей мамочке, хорошо, малышка?
Рэйн чуть не бросилась к нему в объятия, чуть не принялась умолять его остаться, но сдержалась. Макс еще раз взглянул на нее через плечо:
— Прощай, Рэйн.
— Прощай, Макс.
И он ушел.
Рэйн не могла больше держать себя в руках. Словно прорвалась плотина: она уронила голову на руки, опираясь локтями о деревянный стол.
Как может сердце выдержать столько боли и при этом продолжать биться?
Но она преодолеет это. У нее достаточно сил и есть ради чего жить. Ради Эбби. Она так давно хотела ребенка и теперь наконец стала матерью. Нельзя забывать о том, что ей дала судьба, у нее найдутся причины быть счастливой.
Рано или поздно все пройдет. Но сейчас Рэйн могла только жалеть себя и тосковать по всему тому, что потеряла.
Сможет ли она когда-нибудь видеть фотографию Макса в журнале или смотреть кино с его участием и при этом не вспоминать, как его руки ласкали ее тело? Как он отправился к ее родителям, чтобы защитить ее и Эбби? Как в его глазах стояли слезы, когда он с ней прощался?
Внезапно ее ладонь накрыла сильная мужская рука. Рэйн от неожиданности вздрогнула и подняла голову. Перед ней стоял Макс. Его пальто и волосы были покрыты снегом.
— Что ты делаешь? — спросила Рэйн, шмыгая носом и пытаясь справиться с чувством стыда за свои рыдания.
