– Хватит, – слабо умоляла она. Желание ударить его было велико, но она знала, что мало что успеет сделать перед тем, как он нажмет на курок и оборвет ее жизнь.
– Сышь, расслабься, ниче тебе не будет, – сказал Ред, массируя ее грудь. – Но сегодня или завтра обязательно кто-нибудь зайдет и сделает то, чего мне делать не хочется, сечешь? Уэйн был мудаком, милая. Лузером. Делал врагов быстрее, чем кролики детей. Целую кучу народу выбесил. Седня они разобрались с одной проблемой. Ты – и, по ходу, терь и пацан – вторая проблема. Короче, говори копам, что хочешь. Уже пофиг.
Он бросил взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Пит ничего не задумал, и с удовольствием отметил, что тот на месте, затем взвел курок.
– Не надо, – прошептала она.
Где же полиция? Думала она в панике. Выстрел был как гром. Почему никто не едет? Она не слышала сирен даже вдалеке. Ее сердце упало еще ниже, когда она осознала, что, видимо, живет в таком районе, который полицейские предпочитают обходить.
Внимание Реда вернулось к ее телу.
– Этот бесполезный сукин сын не заслужил такую детку, – сказал он. – Как тока он тебя привез и показал мне, я ему сразу такой – пускай шкуру на улицу, будешь бабло лопатой грести. Но он же ревнивый у нас – ну, ты сама знаешь, – его рука скользнула вниз по ее груди, большой палец раздвигал халат.
– Пожалуйста, не надо.
– Ни с кем делиться телкой не хотел, – продолжал Ред. – Тупняк какой-то, если вспомнить, как он хвастался, сколько раз на дню тебя бьет. Не умел обращаться с дамой. А я умею.
Его рука скользила по животу и ниже, но Луиза крепко стиснула колени. Бесполезно. Настойчивость Реда сопровождала угроза смерти. Она зажмурилась, когда грубые пальцы закопались между ногами.
– Ред, хватит… не надо, чтобы мальчик видел. Он уже натерпелся.
– Сука, – ответил Ред, – да мы все натерпелись, не? – сказал он с улыбкой, просунув пальцы в нее, обернувшись и улыбаясь Питу, который, как осознала Луиза, вдруг оказался совсем рядом, со скрытым в тени лицом.
Ред хмыкнул.
– Эт че ты…
Вдруг Луиза поняла, что сделает подросток, и тут же схватила Реда за руку, вырвав пистолет из-под подбородка. Он выстрелил, оглушив ее и пробив дыру в стене у двери, а свет из ствола залил комнату – кратко, но достаточно, чтобы она увидела, как Пит вонзает в глаз Реда осколок разбитого экрана.
23
Финч не помнил, когда в последний раз так напивался. Если бы не стена переулка, он бы уже лежал ничком, пел в луже или хохотал над каким-нибудь полузабытым анекдотом. Он очень осторожно сполз по стенке, пока не оказался на корточках, прижимаясь спиной к красным кирпичам бара «Рита». В волосах играл легкий ветерок, сползал по шее в куртку. Он передернулся, на миг благодарный притупляющему чувства эффекту алкоголя.
Здания вокруг мощеного переулка были слишком высокими, чтобы увидеть, есть сегодня луна, или нет. Но это и неважно. Луна для романтиков, а если он им когда-то в молодости и был, то давно забыл, каково это. Он повернул голову и всмотрелся в начало переулка, где Бо – трезвый как стеклышко благодаря тому, что всю ночь не изменял апельсиновому соку, – придерживал дверь такси для высокой черной женщины, которая коснулась его щеки и улыбнулась так, как Финч видел всего пару раз в жизни и практически забыл. От этого ему вдруг стало чертовски одиноко, и он подумал, что пусть Бо либо поторопится и распрощается со своей женщиной – Джорджия, точно, – либо сядет в такси с ней и свалит, чтобы Финч знал расклад.
Спустя миг, когда ее ноги скрыла бурлящая река выхлопного дыма, подернутая красным, Джорджия крепко поцеловала Бо на прощание и скрылась во мраке машины. Бо постоял с руками в карманах, глядя, как она уезжает. Затем обернулся и пошел по переулку к Финчу.
– Еще живой? – окликнул он.
– Едва.
– Ты пока не отрубайся. Есть о чем поговорить.
Финч знал, что он прав, но в данный момент пожалел, что друг не уехал с женщиной домой. Ему больше не хотелось думать. Не хотелось разговаривать. Только спать. Дома. В переулке. Плевать. Он устал думать. Устал чувствовать себя так, будто голова взорвется от накопленной злости и тоски. Тоска была хуже, потому что являлась незваной, но, в отличие от гнева, который требовал действия, боли, любого выхода, не просила ни о чем – только ничего не делать, пока она расползается, как рак, и высасывает решимость, волю к чему угодно, кроме сна и жалости к себе.
– Эй, – Бо мягко пнул его носком ботинка, и Финч испуганно задрал голову. Даже не заметив, он начал отключаться, и теперь, словно в покадровой анимации, внезапно переместился от начала переулка прямо к нему.
– Господи, – сказал Финч и потер рукой лицо. – Стыдоба, да?
– Стареем.
– Быть того не может. А жалко. В молодости было весело.
– Всем весело, пока не приходит время быть ответственным.
Бо вытащил два ящика из-под пива из-за помойки справа и поставил – один для себя, другой для Финча. С удовольствием переместив вес с ноющих коленей, Финч благодарно кивнул и опустился на ящик, одной рукой держась за стену.
– О, братец, совсем плохо, – сказал Бо со смехом.
– Ты про пиво или про что?
Бо уселся рядом, их плечи соприкоснулись.
– Про пиво, – ответил он. – Хотя у тебя и без него проблем хватает.
Финчу пришлось прищуриться, чтобы в глазах не двоилось. Он ненавидел так напиваться и позволял себе достигать такого состояния только ради эйфории, которую оно гарантировало и на короткий миг доставляло. Но сейчас он был грустный, злой и более чем несчастный, и все эти чувства до единого были направлены внутрь, несмотря на наличие куда более подходящей и разумной цели.
– Я убью их, Бо, – сказал он, медленно кивая. – Каждую суку убью. А потом хоть потоп. Они не имели права так поступать.
Бо вздохнул.
– Не имели. Но если ты так уперся искать справедливость, ты не на той планете.
Финч уставился на него.
– Это что еще за предъявы? Я знаю, что у нас за мир. Никакой на хер разницы. Вспомни Всемирный торговый центр. Рухнул, вся страна бушует и требует правосудия. Президент посылает нас выбивать дурь из гадов. И вдруг все начинают жаловаться из-за его решения, и никому уже ничего не надо, кроме как чтобы он поумнел.
– К чему ты клонишь?
– Клоню, что в жизни не видал такой трагедии, как 11 сентября, и все равно все, кроме родственников жертв, чертовски быстро ее пережили.
Бо пожал плечами.
– Такова человеческая природа, видимо. Мы созданы так, что скорбим и страдаем, а потом забываем.
Финч осклабился.
– Да? А я вот нет.
– А ты вот нет, – обреченно повторил Бо.
