Маккиндри поковылял от машины и положил руки на плечи подростка. Словно хромой пес, он держал перебинтованную ногу на весу.
– Слухай, – сказал он тихо. – Когда надо будет, Клэр ради тебя и пальцем не шевельнет. Выкинь ее из головы, пока она тебя не подвела под монастырь. Пойми, тех, кто на нее напал, и в помине нет, а ей приспичило на ком-нить отыграться. Потому она и приехала. Злится, что никого не накажут за то, что с ней приключилось, так что, неровен час, заманит тебя в дом, разрешит себя трахнуть, потом закричит караул и наплетет с три короба, что ты думал ее изнасиловать и прикончить, как в тот раз.
Испугавшись, Пит затряс головой.
– Шериф… Я о ней заботился. В больничку ее возил.
– Я-то не сомневаюсь. А она скажет, что отвез из чувства вины после того, как поубивал ее друзей и с ней поразвлекся. Скажет, у нее мозги помутились, думала, это кто другой был, а когда увидала тебя у нее дома, сразу все вспомнила. Потом еще заявит, что ты ее затащил в машину и привез сюда, – он грустно покачал головой. – А кто поперек скажет? Веллман бы замолвил за тебя словечко, но он стынет в земле. Батя твой тоже. Кто еще докажет, что ты говоришь правду?
Нет, сказал себе Пит. Вы не знаете Клэр. Она не такая. Но, как он уже понял раньше, хоть он и посвятил всего себя ее защите, на самом деле совсем ее не знал, и она ему вовсе не нравилась с самой встречи у нее дома. Клэр была холодной, а разве холодные люди не способны на то, о чем рассказал Маккиндри? Тем не менее казалось невозможным, что он настолько ошибается в человеке. Но зачем Маккиндри врать?
Голова заболела от попыток распутать узел. Он разрывался от желания остаться и защищать Клэр в надежде, что она отблагодарит его за усилия, и прислушаться к совету шерифа избежать кошмара, который он расписал в красках, как вероятную награду за преданность.
– Как же мне быть? – спросил он.
Маккиндри кивнул, словно Пит правильно решил математическую задачку.
– Уноси ноги, – сказал он. – Счас людям интересна девчонка, а не ты, пока не дашь им повода. Езжай в город и жди меня в офисе. Стелла там, она тебе чего-нить заварит.
– А вы?
Шериф вздохнул и положил руки на бедра.
– Буду с ней разговаривать. Поглядим, станет ли артачиться, поедет ли со мной по доброй воле. Ее надо вернуть родным.
– Мож, мне подождать и поехать с вами?
– Не надо тебе рядом крутиться, если она начнет сказки рассказывать. Если будешь со Стеллой, она за тебя поручится, смекаешь?
Пит покачал головой.
– Ну, скажет, что ты был там, а не тут, – объяснил Маккиндри.
– А вы ей ниче не сделаете?
– Нет, – ответил Маккиндри. – И пальцем не трону.
* * *
Задержав дыхание, прижав ладонь к носу, Клэр стояла у замызганного окна и прислушивалась. Она не могла разобрать, что шериф сказал Питу, но этого оказалось достаточно, чтобы убедить оставить ее. Она пораженно наблюдала, как подросток бросил последний тоскливый взгляд на дом и двинулся по тропинке к дороге и пикапу. Маккиндри – вылитый сельский шериф из любого сериала – сдвинул шляпу, стоял с кулаками на бедрах и следил за мальчиком. Не хватало только жевательного табака. Она так и видела, что он наклоняется и сплевывает в грязь табачную жижу.
Она не знала шерифа, но теперь осталась с ним наедине, а он мог приехать только по одной причине: чтобы забрать ее домой. Она не стала ждать, пока он обернется и пойдет в дом. Быстро отошла от окна, хотя глаза слезились от запаха смерти, который будто просачивался под кожу. В лучике фонарика Клэр разглядела остов металлической кровати, проржавевший и грязный. Блинчик грязного матраса так продавился в середине, что рама чуть не сложилась вдвое; отовсюду торчали пружины и проволока, покрытые будто засохшей кожей и жесткими темными волосами. Напротив кровати лежала гора всевозможной одежды: футболки, шорты, трусы, куртки, шляпы, дождевики, ботинки, носки. Сдерживая рвотный рефлекс, она начала рыться в одежде.
Что ты творишь? Это безумие!
Все это время она думала, что придет и встретит нападавших, убийц ее друзей. Но их не было, а Клэр не уходила. Даже несмотря на то, что помощь в возвращении домой уже хромала к ней, она рылась в грязной одежде, надеясь найти…
Найти – что?
Их, осознала она. Их одежду, их вещи – только их и больше ничьи. Вещи, на которых еще остались их кровь, запах пота, парфюма, одеколона. Их личные вещи. Их частички. То, что нужно забрать с собой, чтобы не сметь забыть.
Со слезами она отчаянно разбросала одежду по полу. Она видела кошельки, сумочки, свалявшийся парик, зубную щетку, карманное зеркальце и косметичку, но не видела вещей своих друзей.
Она упала на колени, убрала руку ото рта.
В нее вторгся ядовитый воздух. Она подавилась, поискала что-нибудь, чтобы прикрыть рот. Зарылась в карман. И нашла телефон.
А если он ответит? Вернулось воспоминание о той ночи, и она вырвала телефон из кармана, вызвала меню и подняла экран к лицу. Зеленое свечение помогло отыскать номер Дэнни. Телефон был здесь, думала она. Он был здесь. Я хочу его вернуть. Я хочу вернуть его.
Всхлипывая, с трясущимися руками – она боялась, что телефон выскользнет из ладони и разобьется о пол, – она набрала номер.
Время побежало, желчный запах забылся, кроватные пружины скрипнули, словно на них вернулся призрак, чтобы наблюдать за ней. Она с испугом подняла глаза.
К этому времени его телефон уже должен разрядиться. Или его выключили. Но перспектива услышать даже записанный голос грела душу. Маленькая частичка, которую она сможет хранить вечно. Единственное, что он ей оставил.
Звонок прошел.
Телефон Дэнни зазвонил.
Он здесь. Боясь поверить, она медленно встала и опустила свой телефон, чтобы он не мешал уловить звук.
Она вышла из комнаты в узкий коридор с ковром из пыли и сора. Повернула голову, закрыла глаза и прислушалась.
Телефон не в доме.
Значит, в сараях.
Она вернулась в комнату, из которой только что вышла, и выглянула в окно, пытаясь разглядеть двор за грязью. В раздражении расчистила рукавом на стекле неровный круг. Снова выглянула. Оглядела двор, но не увидела ничего – даже шерифа.
И наконец обнаружила источник звука.
Сердце екнуло.
Ее наполнил холод.
Телефон Дэнни был там, звонил, а теперь она его еще и видела. Он лежал экраном вверх – жуткое фиолетовое свечение заливало изнутри машину шерифа.
38
– Дурацкая смерть, – сказал Бо, опускаясь на землю, зажимая рану на животе окровавленной рукой.
Финч дышал, но едва. С каждым вдохом он словно втягивал в легкие кипяток, каждый выдох казался волной льда. Он не мог пошевелиться и даже не пробовал. От самой мысли его мутило.
