О трюке «большой маленький человек» есть двоякое суждение. Во-первых, это отношение Томаса к деньгам, или способ, каким он объясняет свои финансовые проблемы. Насколько известно, он не имел существенной финансовой поддержки, хотя его роль в кампании Мерриам — Синклер (предвыборная кампания республиканца Франка Ф. Мерриама против демократа Антона Синклера в 1935 г. в Калифорнии), как и некоторые другие факторы, позволяют предположить наличие такой поддержки. Однако, если он действительно зависел от небольших взносов своей радиообщины, то его поведение довольно необычно. Никакое уважение собственного достоинства не мешает ему снова и снова клянчить деньги, никакие благочестивые угрызения совести не запрещают ему смешивать религиозные и финансовые дела в такой форме, которая должна возмущать верующего человека. Все речи наполнены слезливыми, нарочито бесстыдными, умоляющими просьбами о пожертвовании. Нет ни одной речи, в которой он не выступал бы как нищий. В период развития национал-социализма, особенно в 1930–1933 гг., когда партия иногда расходилась во мнении со своими спонсорами, один сбор денег на улице сменял другой. У других американских антисемитских агитаторов такое попрошайничество также стояло на повестке дня. Было бы близоруко недооценивать его психологическое значение. В общем, люди готовы придавать более высокое значение делам, на которые они жертвуют деньги. Деньги действуют, как замазка. Однако это в недостаточной степени объясняет, почему сам будущий фюрер, поразительно противореча идее своего величия, выступает как нищий. Честолюбивые люди, как Томас или Фелпс, наверняка более заинтересованные в своей политической карьере, чем в непосредственной скромной финансовой прибыли, очевидно, знают, почему они все время крикливо повторяют свои просьбы о долларах и центах. Одной из причин этого могло бы быть универсальное чувство неуверенности масс в современной экономической ситуации. Никто, кроме очень богатых, не чувствует себя господином своей экономической судьбы, а, наоборот, большинство людей являются объектом гигантских слепых экономических сил. Каждый чувствует себя в определенной степени во власти общества, за психологическим образом каждого индивида таится призрак нищего. Фашистский агитатор учитывает эту ситуацию. В позе нищего-попрошайки он становится на одну ступень со своими слушателями, он не колеблется сам начать попрошайничать, подвергаться тому же унижению, которого они боятся, он символически освобождает их от стыда быть попрошайкой, он в качестве заместителя исполняет эту функцию и, так сказать, ее благословляет.
Нередко у Томаса техника попрошайничества, похожая на метод индульгенции римско-католической церкви в начале буржуазной эпохи, принимает черты метафизического шантажа. Во всяком случае, он дает понять, что тот, кто помогает оплатить его счета, может купить царство небесное. «Мы записываем очень точно каждый доллар, который нам дают для движения мои друзья, так что мы знаем каждое пенни, которое нам поступает, и знаем, откуда оно пришло и куда пойдет. Я призываю Святой Дух, чтобы он говорил вашим сердцам, чтобы вы приняли посильное участие в этом большом движении, которое распространяется по Америке. Подумайте о том, что мы должны оплачивать наши счета, маленькие счета, почтовые сборы, счета за радио и счета из канцелярии». При попытке направить «Божью десятину» в свой собственный карман Томас явно спекулирует на сложных отношениях большинства людей к деньгам, на чувстве нечистой совести перед лицом того, что они имеют. Кроме того, он апеллирует к американскому чувству хорошей сделки, к пониманию того, что все имеет свою цену и все должно быть выражено в финансовом эквиваленте, причем он следует директиве рекламы, которая надеется, что домохозяйки купят их мыло в качестве платы за их «мыльные оперы». Томас комбинирует это представление с трюком неутомимости: «Я жертвую этому великому делу каждую искру моего разума. Я спрашиваю себя, могу ли я попросить некоторых из вас прислать 10 долларов». Мало того что Томас попрошайничает у своих слушателей, он даже не боится постоянно жаловаться на свои финансовые трудности, упоминать об обязательствах, которые он взял на себя, хотя они слишком большие, чтобы он когда-либо мог их выполнить. Он срочно нуждается в помощи своих последователей, которым маячит огромное вознаграждение и которые могут считать себя в финансовом плане даже богаче его, если они поддержат великого маленького человека, имеющего такие же заботы, что и у них. Одновременно признание в такой некорректности может разбудить у слушателей инстинкт хищника.
Для пропаганды Томаса, характеризующейся смесью кичливости человека, который руководит важным делом, и криком отчаявшегося, показательна следующая цитата: «Я очутился в кризисе относительно моей будущей работы. Мой администратор представил мне от моей типографии счет за май, который составляет 800 долларов. Я заявляю открыто, что я не знал, до какой суммы вырос этот счет. Я установил, что в мае мы разослали сотни тысяч экземпляров всех наших печатных трудов. Только за май наши расходы на печать и почтовые сборы составили 1200 долларов. Я должен теперь решать. Или я должен буду обратиться к вам с решительным призывом помочь мне оплатить этот счет, или я должен немедленно приостановить рассылку. Без сомнения, мне придется полностью прекратить рассылку, пока этот счет не будет оплачен. Я не могу допустить, чтобы он стал еще выше, и я не думаю, что это воля Божья. Я не знал, и я не заметил, что счет из типографии за май самый высокий за всю историю движения, что он так вырос. Конечно, я благодарю Бога за это. Это же показывает только размер нашего движения, но это также и показывает, мои дорогие, что Вы и я сегодня утром упадем на колени и должны поставить этот вопрос на повестку дня». «Я имею больше власти, чем денег», — хочет сказать Томас, когда он, с одной стороны, как менеджер намекает на своего коммерческого директора, а с другой стороны, клянчит 800 долларов.
Не только финансовыми делами ограничивается комбинация мелочности и возвышенности. Вообще поведение Томаса колеблется между незначительными, прозаическими, каждодневными делами и высокопарными рассуждениями, которые объединяются без каких-либо логических переходов и идентифицируются друг с другом, так что даже самый жалкий слушатель может сразу же почувствовать себя «поднятым» из своего низкого положения в царство идей. Ни Томас, ни его слушатели не думают о пути, который ведет из их собственного частного существования в сферу социальных и религиозных абстракций. Чтобы извлечь выгоду из узколобости и лишенной иллюзий трезвости бедных, из старых теологических традиций извлекаются высокопарные идеи и карикатуры, ими манипулируют и переносят в мир их представлений. Речи Томаса изобилуют ничтожными техническими подробностями, которые связываются с «этим великим движением» или с распространением христианской веры в Америке. Так, он однажды описывает, как можно добраться до его церкви, даже упоминает, что «помощники сопровождают посетителей через бульвар», и продолжает: «Непременно приходите сегодня вечером. Если Вы истинные христиане и настоящие американцы, а я знаю, тысячи среди Вас являются таковыми, Вы будете здесь, так что мы сегодня вечером что-то с Божьего благословения сможем предпринять». Эта техника еще применяется к понятию вечной жизни. Переведенная на язык маленького человека, который боится всех земных болезней, она делает вечность, так сказать, страховкой жизни. «Вы знаете теперь, что означает вечная жизнь? Это означает навсегда и вечно. Это означает жизнь без конца. Это означает жизнь, где нет смерти. Это означает жизнь, где нет болезней. Это означает жизнь, где нет забот».
