– Да не надо, – махнул рукой Евгений Иванович. – Чего уж там.
– Нет, надо. Мне надо. Это все… из-за меня же.
– Я все же так понял, что это все – из-за вашего мужа, разве нет? – переспросил Евгений Иванович.
– Нет. То есть да, но это ничего не меняет. Знаете, я правда хочу сделать хотя бы это. Ничего остального я изменить не могу, но это-то в моей власти, – настояла я. Поменяете сим-карту – и все. На работе никто не заметит. Девушка ваша не заметит.
– Ей тридцать два, – зачем-то уточнил Евгений Иванович. – А сыну восемь. Я не уверен, что это все – хорошая идея. Он же никогда меня не будет считать настоящим отцом. Знаете, сколько конфликтов на этой почве бывает? И я ничего не могу поделать, не люблю я его. Не то чтобы я к нему плохо относился, но, знаете, нет мне до него дела. Я могу с ним чай попить, могу в зоопарк сходить. Тут как-то мы с ним идем домой из школы, а он спрашивает меня, будем ли мы с его матерью жениться. Я онемел, не знал, чего ответить. А он и ждать не стал, сказал, что сам бы ни за что жениться не стал. Потому что это ж надо с чужой девочкой жить в одной комнате.
– Мы почти закончили! – крикнул кто-то из комнаты.
– Есть что-то?
– Ни черта, Максим Андреевич.
– Вы шли с ним из школы?
– Я иногда его забираю. Раньше заканчиваю. – Голос у Евгения Ивановича дрожал. – Знаете, говорят, чужих детей растить в сто раз сложнее, чем своих.
– А вы сможете вот так просто взять и от них уйти? Просто потому, что так будет рациональнее? – спросила я. Евгений Иванович сначала хотел что-то ответить, но затем отвернулся и принялся заново раскладывать вещи внутри распотрошенной при обыске сумки. Я знала совершенно точно, что он сейчас чувствует. Что чувствуешь, когда решение уже принято внутри себя и ты пытаешься его осознать, справиться с ним, бороться с ним, просто его пережить. Любовь – это никогда не просто. Напротив, она разрушительна, как ураган Ирма, а когда она уходит, все лежит в руинах, засыпанное песком. И остается только радоваться, что вообще уцелел и выжил. Рациональное мышление – этот роскошный дар природы – не работает, когда речь идет о любви. Просто инстинкт, но какая разница? Мы следуем ему с упорством Жанны д’Арк.
Я следую ему, и вот куда я пришла.
– Максим Андреевич, там понятые уехать просятся, – в двери появился невыразительный мужчина в куртке из искусственной кожи. – Им за ребенком в садик надо.
– Пусть ждут, – отрезал следователь. Я вздохнула и покачала головой.
Глава четвертая. Свинская эктомия
– А что, ваш муж не придет? – спросила меня Елена Михайловна доброжелательным тоном вежливого незнакомца на вечеринке. И достала из холодильника приличных размеров кусок свиного окорока. Услышав вопрос, я вздрогнула. Меньше всего я хотела обсуждать дела моего мужа с матерью Игоря. Меньше всего я хотела вообще говорить о Сереже.
– Не сможет, к сожалению, – сказала я максимально естественно. Просто жена, которая переживает, что будет праздновать Крещение без мужа. Кухня была уютно завалена продуктами для будущего пиршества, на подоконнике стояли ровные ряды газировки и немножко бутылок с красным вином. Пахло тмином, уксусом, а больше всего терпким молотым перцем, который щекотал ноздри и заставлял нас время от времени чихать. Коляска, в которой мирно дрыхла Василиса, стояла на балконе, а Вовка в комнате пялился в телевизор. Обычно его невозможно остановить, он носится как угорелый, за исключением случаев, когда я включаю его обожаемые «Тачки» – их он может смотреть по кругу без остановки.
Забавно, что вместе с ним «Тачки» смотрели еще два «дитятка» – Игорь и его отец. Мы же, «девочки», трудились на кухне.
– Он все еще в командировке? Ну нельзя же так много работать! – сказала Елена Михайловна, протирая мясо бумажными полотенцами. Затем она включила воду в кухонном кране и принялась мыть руки. Мы собирались сделать нечто вроде шашлыков, только без угля, в духовке. Шашлыки по-московски – так сказал Игорь Апрель, великолепный парень моей сестры. Кусок был огромным – целая свиная нога с копытцем – и смотрелся неуместно на столешнице стандартной кухни. Фая и Игорь ждали, когда достроится их новостройка в Новых Черемушках, а пока мы с трудом помещались в их съемной, стерильно чистой однокомнатной квартире.
– Да, Лиза, сколько можно работать! – поддела меня Фаина, и я только фыркнула в ответ. С возрастающим изумлением я смотрела на продолжающую мыть руки Елену Михайловну. Она мыла их медленно, методично, палец за пальцем, каждый сантиметр кожи.
– Хирург. Она хирург, – тихо бросила мне Фая. – Не то что Сережа.
– Да ну тебя, – беззлобно отмахнулась я, а Фая рассмеялась. Безработица для моего мужа была состоянием нормы, как говорит Малышева в своей программе «Жить здорово», но сестра никогда не упускала повода напомнить мне о том, как и насколько я не права, что решила жить с Сережей.
Она даже не представляет, насколько моя любовь зла.
– Хорошее мясо, – пробормотала Елена Михайловна и принялась за мясо. Сделала она это весьма необычным способом. Сначала она протерла столешницу каким-то неведомым раствором нечитаемого запаха и вытерла все насухо. Затем она положила огромную разделочную доску строго параллельно краю столешницы, а рядом – так же параллельно – чистенькое полотенчико. Там, на полотенчике, она идеально ровно разложила несколько ножей разного размера, салфетки, а рядом поставила стакан с водой, несколько баночек со специями. Я, как загипнотизированная, смотрела на эту красоту. Столько опыта, столько методичности, я бы даже сказала, мелодии в ее движениях.
– Только с костью, – пожаловалась Фая.
– Ничего, вырежем. А как вы познакомились? – спросила вдруг Елена Михайловна, задумчиво проведя пальцем по ножам, словно пытаясь понять, какой из них подходит для разрезания окорока с точки зрения Дзен.
Плохая это была идея. Очередная ужасная идея нашей мамы – собрать всю нашу шумную, как бы дружную семью за одним столом. Вести разговоры, от которых я больше всего хотела уклониться. Сережа. Он работает, он в командировке. Он, может быть, прямо сейчас удобряет какую-нибудь пасеку. Или где там растет героин. А тут – на ужине – будут все. Мы сами, мои дети, отец и мать Игоря, наша с Фаиной мама – она тоже обещала приехать, и даже вроде не одна, с подругой. И все они будут задавать вопросы. Я постаралась ничем не выдать свою реакцию и только еще яростнее набросилась на картошку с картофелечисткой.
– Фая, как вы познакомились с Игорем? – перевела стрелки я.
– Нет, Лиза, расскажи нам про свою Большую Любовь! – поддела меня сестра, но Елена Михайловна, эта милейшая женщина с грацией молодого длинношеего жирафа, смотрела на меня чистыми зелеными глазами – теми самыми, «апрельскими» – полными неподдельного интереса.
– Большая любовь? – Елена Михайловна заговорщицки улыбалась. Она выбрала тонкий очень острый нож с изогнутым лезвием и принялась делать точные глубокие надрезы в районе копытца. – Мы со Славой учились вместе. Школа, потом институт. Знаете, у нас такой вот любви не было, мы слишком хорошо друг друга знали, чтобы испытать что-то такое – большое и внезапное. Когда ты с человеком рядом в одних и тех же коридорах учишь анатомию, тут все проявляется, знаете ли, постепенно. – Елена Михайловна рассказывала, а попутно трудилась над окороком.
