– Скутел? – расхохотались мы. – Ты «эр» сначала научись выговаривать, жених! Смотри-ка все дети какие пошли, никто не хочет жениться. Идем домой!
Вовка возмущался всю дорогу, а мы смеялись и дразнили его – вредная тетка, вредная мать. Снег падал все сильнее, и вот хлопья начали попадать Василисе на лицо. Она проснулась и завопила. Вот черт, она же теперь до полуночи не уснет. Я повернулась к Фае и посмотрела ей прямо в глаза.
– Я не предлагаю давать ему шанс, сестрица, но мы обязаны дать шанс ей.
– Шанс? Она собирается с ним пожениться, забыла? Если он такой белый и пушистый, каким она хочет его видеть, зачем она его от нас скрывала? Помнишь, как ты скрывала от нас Сережу? Помнишь, как ты никому не рассказывала о том, что он женат, о том, что ты бросила институт? Некоторые мужчины приходят в нашу жизнь, чтобы остаться, а некоторые – чтобы ее разрушить. Откуда у тебя такая уверенность, что он не разрушит жизнь нашей матери?
– У меня ее нет, слышишь? Нету никакой уверенности. Я тоже не знаю, зачем они решили пожениться. Возможно, ты снова права.
– Снова?
– Сережа действительно был женат. Ключевое слово – «был». Но даже это не важно, что он развелся и женился на мне. И, в конце концов, ты никогда не ошибалась на его счет, – в моих словах против моей воли зазвучала горечь. – Он именно тот человек, каким ты его видела. Не приспособленный к жизни, не очень ответственный, неспособный долго сидеть на одном месте, не самый хороший муж, не очень хороший отец. Ты была права, если это тебя порадует.
– Это меня не радует, – пробормотала она, пиная куски снега. – Что мне с того, что я права? Ты все равно его любишь.
– Возможно, что и она просто любит этого Шона Коннери, не считаешь?
– Шон Коннери? Скорее уж Дуремар.
– Он выглядел неплохо.
– Неплохо? – скривилась Фая.
– Но знаешь, не в этом даже дело. – Я решила идти до конца. – Возможно, ты не заметила, но наша мама сегодня была в сливовом платье и на каблуках. И с жемчугом на шее.
– И что? – враждебно спросила сестра. – И что из этого?
– А то, что с тех пор как папа умер, я ее видела только в халате. И с сединой в волосах. И с этими ее дурацкими огурцами, которых она солила так много, словно все время ждала начала военных действий и осады. И сериалы. Она смотрела сериалы. В халате. А с этим Даниилом она шла как королева на балу. Я так давно не видела маму при полном параде – в платье, с косметикой и бижутерией, с такой улыбкой на губах.
– Лиза! – почти взмолилась Фая.
– Ты помнишь, как они с папой пошли на какую-то конференцию, где отца должны были наградить наградой за его вклад в науку? Помнишь, как мать шла рядом с ним с такой же улыбкой? Она была прекрасной женой, верно?
– Я знаю, что она была прекрасной женой.
– Она фактически служила отцу, она была ему и секретарем, и помощником, и нянькой, и доверенным лицом. Она жила ради его работы, и она все это потеряла. Не только мы с тобой потеряли отца. Она потеряла все.
– И ты считаешь, что этот седовласый хмырь ей все вернет? Ты серьезно?
– Я не знаю. Если серьезно. Я понятия не имею. Но она была в сливовом платье и на каблуках. И выглядела на десять лет моложе. Она выглядела… счастливой.
– Все равно! – воскликнула Фая. – Жениться-то зачем?
Но по тому, как изменился тон ее голоса, я знала – она меня услышала. Да, ей не понравилось то, что она слышала. Да, Фая никогда не любила перемены. Она не примет человека в свое сердце в одночасье, на все нужно время. Но мама в сливовом платье – это важно.
Я шла молча по пустой улице, когда заметила, что у моего подъезда кто-то стоит. Сначала я не обратила никакого внимания на человека, переминавшегося с ноги на ногу около двери. Но вдруг – и это я заметила совершенно отчетливо – этот человек заметил меня и вздрогнул, оживился, вытянул шею, принялся вглядываться, пытаясь разглядеть меня четче.
Адреналин. Страх.
Кто это мог быть? На вид мужчине было около тридцати лет. Джинсы, короткая куртка-пуховик, грязные ботинки. У кого в Москве в такую погоду чистые ботинки? На голове черная вязаная шапка-чулок. Такую натянуть на лицо, сделать прорези для глаз – и вперед, можно грабить банк. В руках мужчина держал потертую кожаную борсетку. Они все выглядят так одинаково, словно их штампуют где-то – прямо в этих пуховиках и с этими борсетками.
– Ты чего тормозишь? – спросила Фая, и только в этот момент я осознала, что почти остановилась. Мужчина теперь смотрел мне в лицо и немного морщился от напряжения. Он сравнивал меня с каким-то образцом в своей голове, и я явно подходила под описание. Что ему нужно? Я вспомнила недавний обыск. Неужели все это не закончилось? Мужчина сделал шаг навстречу, сошел с крыльца и направился к нам. Фая его словно не замечала, она шла и говорила, говорила что-то о каком-то последнем фильме, который ей пришлось смотреть с Апрелем. Когда я перебила ее на половине недовысказанного мнения, она посмотрела на меня с недовольством.
– Ты не могла бы подняться с детьми в квартиру? – спросила я Фаю.
– Могла бы. А что? А ты куда?
– Я никуда.
– Ну так и пошли, – пожала плечами она. Я поняла, что категорически не хочу, чтобы Фая узнала всю правду о Сереже. Не сегодня. Не после того, как мама уже разбила ее сердце. Мужчина в пуховике остановился и посмотрел мне прямо в глаза.
– Ничего. Мне надо… поговорить кое с кем. – Я постаралась и сделала так, чтобы это все прозвучало обыденно. Просто нужно поговорить. Просто разговор. Фая обернулась и увидела мужчину, идущего к нам.
– Кто это? – нахмурилась она.
– Один… знакомый.
– Знакомый? – сощурилась она.
– Ладно, он из полиции, – коротко бросила я.
– Господи, это все то твое дело? – ахнула Фая. – Если честно, я думала, это какая-то ерунда, которую ты придумала. Так ты что, реально свидетель какого-нибудь жуткого убийства?
– Реально свидетель, – сказала я, отведя взгляд в сторону, чтобы не спалиться. Да, я проходила по делу Сергея как свидетель. Пока, если верить словам следователя. Пока – как свидетель. – Фая, идите. Идите домой, я подойду. Пожалуйста.
– Ладно, не волнуйся. Я иду, – и она прошла мимо этого очередного оперативника, который словно понял, что я пытаюсь спровадить лишнего человека, и послушно ждал, маялся в нетерпении. Хороший мальчик в клубах вонючего табачного дыма. Сейчас вот Фая уйдет, и этот хороший мальчик станет задавать неприятные вопросы и вытрясать из меня еще какие-нибудь подробности того, о чем я не имела понятия.
Фая ушла. Мы стояли друг напротив друга и молчали. Первым очнулся он.
– Тушакова? – спросил он хриплым голосом, откашлявшись. У него был красный нос, наверное, он давно меня ждал. Странно. Странно, что он не позвонил. Куда проще было бы договориться со мной о встрече или вообще вызвать в отделение. Я же в их власти. Или, может быть, у меня телефон не работает? Я полезла было в карман, но мужчина смотрел с нетерпением.
