Я чувствовала себя слабой, беспомощной, бесполезной. Затем подобрался страх. Следующий этап.
Что, если они вернутся? Что, если завтра они решат украсть детей, чтобы заставить меня вернуть деньги? «Что, если…» роились у меня в голове, как спятившие шершни, и жалили, жалили до крови. Я провертелась всю ночь без сна, как грешник на вертеле, подгоняемая страхом. Потом я застыла. Я превратилась в лежачий камень. Я купалась в жалости к себе. Я не подходила к окнам и не отвечала на звонки, даже на звонки Евгения Ивановича и Майи. Я встретила утро в ожидании конца света. Утром начался следующий этап. Ярость.
Я ненавидела Сережу. Я хотела призвать его к ответу. Я хотела плюнуть ему в лицо. Я захотела, чтобы Сережа нашелся, у меня были к нему вопросы, потому что он втравил нас во все это.
И потому, что было что-то не так.
Мы с детьми проспали весь день. Когда мы не спали, мы смотрели мультики, такое море мультиков, что уже сам Вовка сказал, что это совершенно непедагогично и что нужно идти гулять. Потому что воздух – это педагогично.
– Категорическое нет, – ответила я, включая в сотый раз «Дашу-путешественницу» для Василисы-сплюшки.
– Что это такое – катега-ли-и-ческое, – на всякий случай уточнил Вовка, хотя по выражению его лица было ясно, что суть он и без того уловил.
– Это значит – никогда, – ответила я. – Значит, мы будем сидеть тут, пока что-нибудь не переменится.
– Что пелеменится?
– Пока не переменится ветер, – усмехнулась я. – Или пока не прилетит Карлсон. Или пока не вернется твой папа.
– Калсон? – расплылся в улыбке Вовка. – Давай смотлеть Калсона.
Я включила «Калсона», а сама вышла на кухню и – впервые за долгое время – позвонила его друзьям, спрашивала, не появлялся ли он. Я позвонила на его бывшую работу, какой бы условной и сдельной она ни была, они могли что-то знать. Он мог появиться, мог попытаться занять у кого-то денег, попросить у кого-то переночевать. Но нет. Никто ничего не знал. Я кивала и вешала трубку. Все, конечно, решили, что Сережа меня бросил и я пытаюсь его вернуть. Еще бы, двое детей. Как она одна их теперь потащит!
Мне была нужна информация. В поисках Сережи я даже позвонила его матери, чего не делала никогда в жизни и ни при каких условиях, так как за нашу долгую историю его мать никогда не была на моей стороне. Она всегда принимала сторону Сережиной бывшей жены, несмотря на то что у нас с Сережей были дети.
Мать тоже понятия не имела, где ее сын. Сережа был рожден в Казахстане, но уже много лет его родительница мирно жила в Воронеже, недалеко от его бывшей жены Кати. Они – моя свекровь и бывшая супруга – до сих пор поддерживали отношения. Свекровь тоже решила, что Сережа оставил меня соломенной вдовой. Что? Я не знаю, где мой собственный муж? Этого следовало ожидать! Нет, Сережа к ней не приезжал и не звонил. Нет, если Сережа решил от меня уйти, она не станет его за это осуждать. Только детей жалко, но я сама виновата. Не нужно было женатого мужчину уводить из семьи.
У меня чесался язык сказать, что проблемы ее сына были не в бывшей или «текущей» жене и вообще не в женщинах. Ему просто не стоило ввязываться в торговлю героином. Я не стала этого говорить. Это разбило бы ее сердце. О, как я хотела ей все сказать. Но даже бонус в виде ее разбитого сердца не пересилил. Я молчала. Я еще не понимала, почему, но молчала. Я попрощалась, затем подумала – и включила компьютер. Вася снова заплакала – она, видимо, хотела гулять, но я все еще не могла и, главным образом, не желала даже думать о том, чтобы выйти на улицу. Я переложила дочь в коляску и подкатила поближе к компьютеру. «Малыш» в телевизоре отчаянно хотел собаку, а я – Сережу.
– Понимаешь, Вася, тут что-то не так, – сказала я, рассматривая фотографию Сережи, украшавшую его аккаунт «ВКонтакте». Забавно, что я туда почти никогда не заходила. Мы редко общались по Сети. Или – вообще – редко общались. Последнее сообщение было отправлено мною еще в декабре. Я написала, что хочу уехать на Новый год к Файке. Написала – потому что не была уверена, что Сережа позвонит или приедет. Он не ответил. До этого – сообщение от него. «Веду переговоры по работе, перезвоню позже». Наверное, я трезвонила и мешала ему, поэтому он и написал. Василиса закряхтела, и я принялась усиленно качать коляску – одной рукой. Второй я держала мышку. За моей спиной Карлсон объяснял Малышу, что он в меру упитан и в самом расцвете лет. Сережа на фотографии в аккаунте вообще не упитан. Он как раз худощав, одет в футболку, надпись на которой как бы намекает на его участие в каком-то благотворительном марафоне. На самом деле Сережа очень хотел побежать марафон, даже тренировался для него, но все сорвалось в последний момент, я даже не знаю, почему, и он не побежал. Футболку ему «подогнали» друзья.
– А-а-а! – возопила Василиса.
– Ш-ш-ш, тише, нам нужно найти твоего папашу, Васька! – шикнула я и усилила амплитуду раскачивания. Я никогда раньше не рассматривала фотографию своего мужа с таким вниманием. Муж и муж. Стоит на балконе, но не квартиры. Очевидно, какой-то отель. Его приятное, немного аскетичное, худое лицо залито солнцем, на глазах очки. На заднем плане какие-то живописные горы и река. Пасторальная идиллия, фотография – в самый раз для сайта знакомств. – Василиса!
– Я хочу жрать! – проорала она. Конечно, не словами, а чистыми криками, но я ж мать, я ж понимаю каждый ее крик. Если раскачать коляску еще больше, боюсь, дочь просто выскочит оттуда, как бедолага, забывший пристегнуться на карусели. Я расстегнула халат, поднесла дочь к груди, но сама продолжила листать страницы аккаунта моего мужа. Вот он с друзьями в каком-то ресторане. Он здесь на десять лет моложе, чуть полнее, еще не увлекся ЗОЖ так сильно. Несколько фотографий со львами в разных позах и жизненных ситуациях. Сережа явно видит аналогию между собой и этим свирепым хищником. Я вспомнила, как он улепетывал от полиции, оставив меня в машине, и подумала: нет, дорогой, ты не лев, ты больше косуля, которая убегает от хищника. Король – лев, черт подери.
– Чего не так? Васька? – Я смотрела, как дочь в ярости «рвет» мой сосок, пытаясь добиться от меня чего-то. – Не наелась? – Я дала ей другую грудь. Последняя фотография, размещенная мужем на стене, была выложена тоже в декабре. Вернее, не фотография, а видео, на котором бульдожка лижет лицо какому-то молодому симпатичному мужику с трехдневной щетиной. В какой-то момент этот Бредли Купер резко поворачивался к своему бульдожке и принимался демонстративно вылизывать тому мордаху. Шок от происходящего столь очевидно отразился на лице бульдожки, что не засмеяться было невозможно.
Еще на страничке моего мужа было много фотографий кошек. Ему что, пятнадцать?
Я почувствовала, как вибрирует мой телефон на столе. Косой взгляд – я ни с кем не хотела говорить. Майя, соседка. Боже мой, ну что ей может быть нужно? Я не взяла трубку, продолжая кормить злобную Василису. Чего я хочу найти в аккаунте моего мужа? Он не бывает в соцсетях, считает их – не без основания – пустой тратой времени. Он, если не дурак, не выйдет туда теперь, когда в бегах. Если он не дурак.
