– Господи, такой широкий выбор, что просто голова идет кругом, – я жадно выпила воду. – Со сметаной.
– Отлично, значит, весь кетчуп – мне. У меня как раз осталось всего ничего, – Герман залил в кастрюлю воду и поставил ее на огонь. – Пустой холодильник.
– Бедняжечка ты, – хмыкнула я и вспомнила, как у меня дома Герман аккуратно намекнул мне на то, что не женат или, во всяком случае, больше не женат. Свободный мужчина, возможно, интересующийся мной. Меня бросило в жар. Как все в жизни не вовремя, неправильно, словно кто-то наверху специально сидит и подгадывает, как бы устроить все так, чтобы людям усложнить жизнь. Я смотрела на Германа, плавные, умелые движения его рук. Спокойствие, безмятежность. Простота.
Он посолил воду, бросил в нее лаврушку, затем достал из шкафчика пару тарелок, коробку с чаем, чашки, ложки, даже рулон бумажных полотенец вместо салфеток. Герман Капелин жил тут один, это было видно по тому, как легко и непринужденно он орудует хлебом, овощами, приправами. Женатые мужчины на кухнях вели себя как туристы, Герман был аборигеном.
– Можешь даже забирать весь майонез, – рассмеялась я. – А когда ты мне все-таки скажешь, что тебя так разозлило сегодня, что ты меня чуть посреди улицы из машины не выкинул?
Герман вздохнул так, словно этим вопросом я его немало огорчила.
– Я даже не знаю уже, стоит ли вообще говорить об этом. Так хорошо сидим.
– Ага, то есть теперь ты хочешь что-то от меня скрыть? И каковы мотивы? Цели? – нравоучительно спросила я. Учительница географии, ни дать, ни взять.
– Как всегда, добиться правды… от девушки, которая меня так удивляет, – добавил он, и снова знакомый удар в лицо, словно я слишком близко стояла к пышущей жаром духовке, открывая дверцу. Такие вещи не нуждались в пояснениях, они просматривались сквозь любые выражения лиц, как видно улицу через редкие доски дачного забора. Я нравилась ему. Я удивляла его. Я сидела у него на кухне и ждала пельменей.
– Какой именно правды ты хочешь от меня добиться? – спросила я. Герман помедлил, прикусил верхнюю губу, но затем решился:
– Ты хоть знаешь, что ты – звезда экрана?
– Что? – сказать, что я не ждала этого вопроса, – это ничего не сказать.
– Да, Лиза. Ты тут стала звездой программы «Чрезвычайное происшествие».
Жар совершенно иного рода заставил меня вытереть пот со лба. Тьма сгущается, и уже слышна тяжелая поступь всадников апокалипсиса.
– И ты, и, между прочим, твой муж, – акцентом в этом предложении стало слово «твой муж».
Глава восемнадцатая. Чрезвычайное происшествие
Все тайное становится явным. Так меня учила мама (но не папа, что довольно забавно), так писали в книжках, да и, чего греха таить, так получалось рано или поздно со всеми моими знакомыми, которые пытались врать или, к примеру, скрывать оценки. Я могла ожидать этого, у меня были все поводы, все основания, я даже помнила людей, которые сопровождали группу захвата с камерами в руках.
Но я оказалась совершенно не готова к тому, как все мое тайное окажется сюжетом телепрограммы, которую покажут на всю страну.
Меня застигли врасплох. На экране моего телефона крутился ролик из последнего выпуска ЧП, крутился уже в третий раз. На нем грязная машина серебристого цвета небрежно вихляет по практически пустой дороге, двигаясь вперед на явно ненормальной, запрещенной скорости. Затем машина влетает в отбойник, из нее выпрыгивает темная фигура мужчины – кадр слишком мелкий, чтобы разглядеть черты его лица. Сережа, мой муж, галопом уносится вдаль. Дальше группа захвата, следуя хорошо знакомому мне сценарию, захватывает меня.
Дежавю. Видеоролик с нами шел сразу после сюжета про очень пьяную девушку, хамившую полицейским, а после нас в ЧП показывали коррупционера. Я это хорошо запомнила, потому что, перематывая, я постоянно перескакивала то на одно, то на другое.
– Что именно ты там хочешь увидеть? – спросил наконец Герман. – Это ведь ты, да? Я не перепутал, не ошибся? Тут слишком хорошо видно твое лицо.
– Слишком хорошо, – согласилась я.
– Сказали, что вы перевозили крупную партию наркотиков. Это правда?
– Не такую уж и крупную, – пробормотала я. Герман вытаращился в немом и неподдельном изумлении.
– Шучу, – хмуро добавила я, снова перемотав ролик на начало.
– Шутишь? Нет, в самом деле, ты просто непередаваема, Лиза Ромашина.
– Я – Лиза Тушакова, – зачем-то поправила его я. – Как ты сам понял из просмотренного видео, я замужем. Замужем за наркоторговцем. Я и сама – наркоторговец, просто не так хорошо бегаю, как мой муж. Как видишь, он у меня – очень спортивный товарищ, в отличие от меня. Я-то не убежала.
– Ты говоришь так, словно я тебя задел чем-то, – возмутился Герман. – Словно это я тебе соврал, а не ты мне.
– Я не врала тебе, – сказала я.
– Нет?
– Нет, я просто не все тебе сказала, разве не так? – спросила я, продолжая смотреть видео. Герман настолько опешил, что замолчал, будто я его поставила на беззвучный режим. Он прошелся по кухне, потом заметил, что пельмени кипят и вода проливается прямо на плиту. Он подбежал и схватился за крышку, чтобы снять ее, но она оказалась слишком горячей. Герман вскрикнул от боли и выронил крышку. Грохот и разрушения.
– Почему ты мне ничего не сказала? – спросил он после долгой паузы. Я оторвала взгляд от телефона и посмотрела ему в глаза. Интересно, Фая уже видела этот ролик? А мама? И ее этот новый бойфренд? Звезда. Люба – звезда ю-туба.
– А почему я должна была тебе что-то говорить? – спросила я наконец. – Разве ты спрашивал меня о чем-то? Я не помню такого, мне кажется, этого не было, или у меня склероз?
– Нет, Лиза… Тушакова. Никакого склероза. Если ты так ставишь вопрос, то ты права. Я тебя ни о чем не спрашивал.
– Ты меня ни о чем не спрашивал, а я ни о чем не спрашивала у тебя. Потому что у меня свои проблемы и, как ты видишь, их у меня хватает. Я понятия не имею, как с ними разобраться, я из автобусов боюсь выходить. Ты не знал, что я замужем, но ведь двух детей ты не мог не заметить, а у них должен быть какой-то отец. Но разве это мешает нам выпить чаю или вспомнить старые добрые времена? Нет, не мешает.
– Ты права! – выкрикнул он. Я вздрогнула от неожиданности.
– Я права?
– Да, ты права, черт тебя дери. Не хотел я ничего знать. Но теперь-то я знаю.
– И что? – невозмутимо пожала плечами я. – Что это меняет? Чего ты хочешь от меня?
– Чего я хочу от тебя?
– Да, Герман. Чего… ты… от… меня… хочешь? Потому что я этого не понимаю, хоть убей. Ты – как привидение из прошлого. Материализовался из ниоткуда в самый неподходящий момент и напомнил мне о той жизни, которая для меня кончилась, понимаешь? Кончилась навсегда.
