– Вам удобно? Может быть, окно закрыть?
– Нормально, да. Не надо, не закрывайте. А впрочем, как хотите, – сухо отвечает он. – Да, закройте.
– Ну, что нового на работе? – спрашиваю я. Мы всегда, ВСЕГДА говорим о его работе. Иногда мне кажется, что он живет там, на этой работе.
– Пришел какой-то кретин с инспекцией. Чего он хочет узнать? Что у нас все через одно место делается? – спросил он. Я раскрыла рот, но так и не придумала, что ответить, и закрыла его обратно. – Наверняка поставят кого-то своего. Всегда так происходит, разве нет? Вы только оглянитесь по сторонам, на наше правительство посмотрите. Да из них можно семейный фотоальбом делать, они же все друг другу – родня, сваты, друзья детства, седьмая вода на киселе. Развели бардак!
– Э-э-э, а как вообще… самочувствие? Как вы спите? Что вам снится?
– Да мне эта чертова работа только и снится – в гробу, в белых тапочках. Вот вы сказали, что я должен расслабиться. Встретить свой страх, посмотреть ему в глаза. Я думал об этом. Нет у меня никакого страха. И конфликтности никакой нет.
– Никакой, – кивнула я, еле сдерживая улыбку.
– Может быть, мне в трудовую инспекцию написать?
– Знаете что, Евгений Иванович, я хочу попробовать кое-что новое. Про трудовую инспекцию – это вы к юристам идите. А я – другой доктор, как говорится. Давайте-ка мы с вами представим, что вас уже повысили. Расскажите мне, как будет выглядеть ваша жизнь после этого.
– Откуда я знаю! Хорошо будет выглядеть! – бросил он так, словно нападал на меня с кинжалом.
– Как именно хорошо? Давайте вы закроете глаза и попробуете представить: вот завтра вы приходите на работу уже начальником отдела.
– Подразделения. У нас на пенсию ушел начальник подразделения. Отдел – это я уже сейчас…
– Да, конечно. Подразделения. Вы – начальник вашего подразделения, вы открываете дверь. Я не шучу, Евгений Иванович, закрывайте глаза. Делайте, что вам говорят! – Я взмахнула рукой и забросила ногу на ногу. Несколько секунд мой клиент таращился на меня, а затем с неохотой закрыл глаза. Безопасность. Закрытые глаза – это нехорошо для мужчины. Надо быть всегда ко всему готовым, нужно быть в курсе, нужно все знать, быть умнее всех, предсказывать все на три шага вперед. Мужчины находятся под постоянным прессом ответственности, отчего они становятся негибкими, как бетонные плиты, из которых строят высотки.
Большинство мужчин, но не мой муж.
– Я чувствую себя идиотом.
– Отлично! – улыбнулась я. – По крайней мере, вы что-то чувствуете. Нет-нет, не открывайте глаза. Лучше расскажите, что там, в вашем прекрасном мире начальника подразделения. Вы счастливы? Вы плывете на лодке по прекрасному океану возможностей?
– Я отвечаю за сложный многофакторный инженерный процесс, какие, к черту, лодки.
– Хорошо. Во что вы одеты? Где вы? У вас свой кабинет? Своя секретарша?
– Гхм, не думал об этом. Мне придется ходить на совещания, носить костюмы. Мне нужно купить костюм. Черт, я ненавижу костюмы.
– Представьте себя в костюме на совещании. Что вы чувствуете? Вы счастливы?
– Счастлив? Да вы даже не представляете, какие у нас идиоты в руководстве, и мне нужно будет с ними все согласовывать, решать вопросы, отчеты писать, рекомендации.
– Значит, несчастны? Вы сидите на совещании, в костюме, с каким-нибудь дорогущим планшетом в руках, с чашкой кофе рядом – и вы несчастны?
– Я не несчастен, при чем здесь это? Я работаю. Работа не должна делать человека счастливым.
– А что делает человека счастливым? – я радостно потирала ручки. Добрались до точки в три прыжка.
– Деньги, – заявил Евгений Иванович, и я ручки потирать прекратила.
– Серьезно? – переспросила я, испытав отчетливое желание ударить клиента. – Значит, дело в деньгах?
– Конечно, в деньгах. Люди работают за деньги, разве нет? Вы же тоже сидите тут и слушаете мои разговоры ни о чем из чистой любви к искусству.
– Почему ни о чем? Очень даже интересно, – обиделась я. Евгений Иванович открыл глаза. Мы смотрели друг на друга, как будто играли в гляделки, ожидая, кто кого переглядит.
– Если вам так интересно, может быть, я не буду вам платить?
– Расскажите мне, почему вы вообще сомневаетесь, что вас повысят? Почему вы пришли ко мне? – спросила я, мудро проигнорировав последнюю фразу.
– Ого!
– Да, – кивнула я с вызовом. – Если бы вы боялись конкуренции, если бы у вашего руководства были «свои люди», если бы были какие-то еще обстоятельства, вы бы не пошли ко мне. Вы бы пошли в эту вашу трудовую инспекцию, к юристам или на курсы повышения квалификации. Но вы пришли ко мне – к психологу. Значит, вы сами считаете себя причиной проблем. Вы, конечно, можете и дальше молчать, но ситуация от этого не поменяется. И проблема не решится. Лгать самому себе не очень эффективно. Я хочу вам помочь. Да, за деньги. Помочь. Так в чем ваша проблема, Евгений Иванович?
Он молча смотрел на меня, явно решая, а не встать ли ему и не уйти ли прямо сейчас. Я решила, что, если он так и сделает, я не стану ему мешать. У меня своих проблем хватает. Когда-то я бы кругами бегала, только чтобы разговорить Евгения Ивановича, когда-то я хотела спасти весь мир, сделать всех людей счастливыми, и мне казалось, что у меня есть ответы на все вопросы.
Сережа убедительно доказал обратное. Он показал мне, как глубока кроличья нора, какой непредсказуемой может быть жизнь, какой изнурительной может быть любовь. И как ничто, буквально ничто не поддается контролю, все валится из рук.
Сережа не позвонил, Сережа не написал. Иногда ночью я просыпалась от мысли, что его уже может не быть в живых. Я представляла себе, как его ловят где-то посреди каких-то безликих полей и болот, а память услужливо подставляла сцену из старого фильма с Жегловым и Шараповым.
«Нееет, Левченко, нееет! Не стреляяяяять!»
– Моя проблема в том, что меня обычно не очень-то любят люди. А для того чтобы получить это чертово повышение, нужно, чтобы люди меня любили, – сказал Евгений Иванович. – Я хочу измениться. Научиться нравиться людям.
– Всего делов-то, – улыбнулась я. Евгений Иванович замешкался, он явно не ожидал от меня такой реакции. Нравиться людям. Мы все хотим, чтобы нас любили. Даже печенье хочет любви. Значит, и мой клиент – тоже.
– Я так полагаю, нужно научиться как-то по-другому говорить или улыбаться. Может быть, делать комплименты. Шутить.
– Скажите, Евгений Иванович, а вы сами себе нравитесь? – спросила я, снова получив взгляд человека, который столкнулся с указателем, написанным иероглифами.
– В каком смысле? Зачем я должен сам себе нравиться?
– Что вы чувствуете, когда смотрите на себя в зеркало, к примеру?
