– Прости меня, Джон, – пробормотал я. Но он словно не слышал:
– Папа с тех пор стал другим и не оправился по сей день. Мы потеряли буквально все. Мне, пятнадцатилетнему мальчишке, пришлось бросить учебу и пойти работать, чтобы нас прокормить. – Он посмотрел на свои огрубевшие руки. – Впрочем, даже нужда не страшнее смерти. Если бы с мамой произошел несчастный случай – это одно. Но самоубийство – совсем другой разговор, да какое самоубийство! Она обезумела за несколько часов. Видел бы ты ее – такое в самом страшном сне не привидится. Одно время ходили слухи, что где-то по соседству завелся маньяк, но комнату изначально заперли изнутри. Сколько раз я просыпался среди ночи, задавая себе вопрос: почему мама так поступила? Почему? Ты знаешь, я никогда не рассматривал всерьез версию о сумасшествии. И тем не менее… – Джон вздохнул, – ты прав, Джеймс, время лечит все. В любом случае…
Он сглотнул, не в силах продолжать.
Я крыл себя последними словами. Ну какой черт тянул меня за язык? Единственное, что теперь я мог сделать – лишь угостить друга сигаретой в качестве хотя бы малейшего утешения. Спасибо, Джеймс, ты полный идиот.
Джон, видимо, прочитал мои мысли, потому что, когда он заговорил вновь, голос стал звучать спокойнее:
– Ты не виноват, дружище. Это неизбежность. Генри лишился матери десять дней назад, а я – десять лет. Два соседа, два осиротевших друга. Тут сложно не уловить связи.
Его нарочито беззаботный тон не изменил моего мнения о себе как о человеке, не способном пользоваться мозгами.
Джон бодро хлопнул меня по спине.
– Не мучай себя, Джеймс, что было – то прошло. Сейчас лучше подумать о Генри!
Он подал знак Фреду, и тот поставил перед нами две кружки с пенящимся пивом.
– Моя очередь угощать, парни, – пробасил он с дружеской улыбкой. Его речь и жесты не поддавались описанию. Несмотря на непрекращающийся гомон, каждый зашедший в этот бар быстро понимал, кто здесь главный.
Фред посерьезнел. Он приобнял нас за плечи и быстро заговорил:
– Вы не должны позволить Генри замкнуться. Его обязательно нужно растормошить! Я понимаю, что он пережил, но…
Кто-то зашумел, требуя выпивки.
– Должен покинуть вас, парни, – кивнул Фред и зарычал куда-то вглубь: – Иду! Иду!
– Прошлой ночью приехали Латимеры, – сообщил Джон после нескольких глотков пива.
Смерть миссис Уайт заставила меня забыть о новых жильцах особняка Дарнли. Я уже видел их издали, но толком не разглядел.
– И кто они? Чем занимаются?
– Ему около сорока, светловолосый, по виду – страховой агент. Она – настоящая красавица: жгучая брюнетка с неотразимой улыбкой. По прикидкам, ей где-то под тридцать пять. Жалко, что замужем! – подмигнул Джон.
– А в общении?
– Тоже приятная, хотя мы не успели толком поговорить.
– А они ничего не упоминали о…
– Шуме по ночам? Таинственных огнях на чердаке? Других идиотских выдумках?
– Ну, Джон, только не притворяйся. Вряд ли все предыдущие жильцы были дураками. И тем не менее ни один из них не остался у вас именно из-за этого.
Джон покачал головой, на его губах появилась ироничная улыбка.
– Я прекрасно понимаю: у нашего дома зловещий вид и мама покончила с собой именно здесь. Да и отец ходит, будто помешанный, хотя он вовсе не такой псих, каким представляют его окружающие. Человек вообще любит дать волю воображению – оно создаст любой повод для испуга. Но давай по сути. Скрипит ступенька? Так они сделаны из дерева. Слышно именно в ночное время? Очевидно, все спят, и в деревне мертвая тишина. Ну а насчет шума и таинственных огней могу тебя уверить – лично я ни с чем подобным ни разу не сталкивался.
– Но твоя спальня на первом этаже, – заметил я. – Как ты можешь услышать то, что творится на чердаке, или увидеть оттуда свет?
– Согласен, – кивнул Джон. – Но туда ни одна душа вообще не ходит. Ну хорошо, пусть даже те истории небеспочвенны. В таком случае, кто там буйствовал? Кому в голову могла прийти мысль разыгрывать из себя привидение? Абсурд!
Я промолчал. Не имело смысла описывать ему мою теорию, хотя она и казалась мне единственно правдоподобной. Ту самую, в которой Дарнли-старший, надеясь, что его жена когда-нибудь появится, поднимался в кромешной тьме туда, где она оставила семью. Более того, при подобном ракурсе предельно ясным становилось и сказанное Артуру: «Луиза к тебе еще вернется. Вы обязательно встретитесь». Но как объяснить это Джону? Лишь одна тема – умственное расстройство мистера Дарнли – действительно могла ранить его, а моя версия событий основывалась именно на ней. Нет, уж лучше молчать. Я достаточно напортачил за один вечер.
Внезапно мои размышления прервал голос Джона:
– Вчера я помогал новым жильцам заселятся.
Я достал из пачки сигарету. Джон немного поколебался, а затем продолжил:
– Миссис Латимер заговорила с моим отцом…
– Так-так, – я чиркнул спичкой.
– Пока мы с мистером Латимером таскали вещи.
Я затянулся и выпустил кольцо дыма в потолок.
– Так вот, мы поднимались и спускались, а папа стоял в холле вместе с миссис Латимер.
Мои пальцы непроизвольно барабанили по столу.
– Мы внесли чемоданы на второй этаж.
Я глубоко вздохнул.
– А затем, оставив сумки в комнате, вновь спустились по лестнице. И тогда…
– И тогда… – эхом отозвался я, пытаясь скрыть волнение.
– Я случайно услышал обрывок разговора. Между папой и миссис Латимер, разумеется.
Потеряв терпение, я треснул кулаком по столу.
– Да о чем же они говорили?
– Я не слышал начала, но, думаю, отец рассказывал ей о том, почему предыдущие жильцы так быстро съезжали, – шумы, огни и так далее. На это миссис Латимер ответила – и ее слова показались мне очень странными, не знаю даже, как их понимать.
Я кашлянул и спросил самым спокойным тоном, на который был способен:
– Что же такого она сказала?
– Слово в слово: «Я не боюсь духов, наоборот…»
– «Наоборот»?
– Именно так: «наоборот». Тут она увидела нас и смутилась. Пожелала папе спокойной ночи и ушла к себе.
– Они ей нравятся.
– Прости?
– Она не боится духов, наоборот, ей нравится их присутствие.
– Что за нелепость! Кому могут нравиться подобные вещи? Дико как-то.
– А мы вообще живем в диком мире, – вздохнул я.
Мне вспомнилась ночь, проведенная в доме Генри неделю назад. Тогда мой друг внезапно пробудился от кошмара, причем во время сна он плакал и бормотал сквозь всхлипы: «Нет, только не это! Мама, не покидай нас, я тебя умоляю!» Как раз около пятнадцати минут четвертого, именно в тот самый момент, когда она погибла!
