В воздухе, буквально в дюйме от ее лица, пронесся маленький бумажный голубь. Сиони отметила, что птица выглядела точь-в-точь как копия того великана, который доставил ее на побережье.
Ткнувшись в руку шефа полиции, голубок рухнул на камни.
Сиони вытаращила глаза и, забыв обо всем на свете, потянулась к бумажной фигурке, но шеф полиции опередил девушку. Привстав на цыпочки, Сиони заглянула ему через плечо и сразу же (хотя письмо и не было подписано) узнала идеальный почерк Эмери.
Они прячутся в упаковочном складе. Пусть ваши люди устроят засаду с севера. Я буду ждать вас там.
– Теперь мне ясно, чем ты занимаешься, – сказала Сиони, глядя на изможденное лицо бобби, хотя обращалась вовсе не к нему.
Шеф полиции показался Сиони испуганным, что подтвердило догадки Сиони.
– Ты охотишься за ними. За Потрошителями. За Лирой. Но когда? В какое время? Где я вообще нахожусь? – произнесла Сиони вслух.
«Надеюсь, тебе ничего не грозит», – мысленно добавила она.
Бобби дунул в свисток – да так, что у Сиони заложило уши, а сам побежал на северо-восток. На следующем перекрестке к нему присоединилось еще двое коллег.
Сиони шагнула за ними, потом застыла и повернулась в ту сторону, откуда прилетел голубок. Там должен быть Эмери!
Превозмогая ломоту в мышцах, жадно хватая воздух усталыми легкими, Сиони помчалась туда.
Она понятия не имела, где находилась фабрика, но карта ей и не требовалась. Город раскрывался ей навстречу, как в предыдущих видениях, и вел Сиони к Эмери Тейну, потому что она бежала сквозь тайны его сердца. Она миновала мост через канал со стоячей водой оливкового цвета, пролетела вдоль булочной с выцветшей вывеской и окнами, забитыми досками. Улица сужалась, и Сиони пришлось пробираться через настоящий сугроб, притиснув Фенхеля к своему боку согнутым локтем. Впереди, поверх крыши жилого дома и таверны, она различила гигантское прямоугольное здание с длинной цилиндрической трубой. Это и был построенный из грязно-желтого кирпича пакгауз, зиявший выбитыми окнами. На его южном карнизе свешивалось вниз брошенное птичье гнездо.
А затем Сиони заметила Эмери. Он стоял возле сдвижной проржавевшей двери. Бумажный маг был одет в серое, что полностью соответствовало городскому пейзажу. По его лицу была размазана грязь, он казался измотанным до крайности, его волосы отросли и взлохматились. Он был вооружен каким-то невиданно сложным бумажным шаром и остроконечными звездами, засунутыми за его пояс.
Сиони видела его лишь мгновение – Эмери Тейн отодвинул скрипучую створку в сторону и исчез в темноте.
Она вдруг осознала, что полицейские свистки умолкли. И не только они – вся округа погрузилась в гробовую тишину. Ни шагов, ни птичьих трелей, ни разговоров, ни проезжающих повозок, ни даже ветра.
Фенхель оттягивал ее усталые руки, а сумка – онемевшее плечо.
Сиони не стала окликать Эмери, не кинулась за ним вдогонку. Она решила, что нарушать тишину ей ни в коем случае не следует. И потому она пошла крадучись, осторожно ступая на влажные булыжники. Ей показалось, что дверь находится очень далеко от нее, но одновременно и до невозможности близко. Стоило Сиони потянуться к створке, как та отъехала влево, словно по команде.
На Сиони, как гнетущее песнопение, разом обрушился запах сырого мяса – свежего и протухшего. Она поежилась: на складе было еще холоднее, чем на зимних улицах. Под ногами хрустела каменная соль, густо рассыпанная по цементному полу. Зубы Сиони забили барабанную дробь. Она поставила Фенхеля на пол и шепнула:
– Не отходи от меня.
Сквозь высокие окна, часть стекол в которых была заменена картонками или обрезками досок, сочился тусклый свет. В полутьме поблескивали металлические мостки, перекинутые между стенами на уровне второго, а то и третьего этажа. Одной рукой Сиони стиснула бумажный веер, а другой – лямку вязаной сумки. Пакгауз отлично подходил для настоящей Лиры – Лиры Потрошительницы, совершающей акт мести.
Сиони молча взмолилась, чтобы ее собственное тело не внесло добавки в гнусную вонь, которая только усиливалась по мере продвижения в глубь здания.
Она переступила порог второго, еще более просторного зала, где так же змеились мостки, и остолбенела. В глаза Сиони бросились сотни стальных конструкций, на которых висели громадные мясные крюки. Чуть ли не на каждом третьем болталась половина свиной туши или говяжий бок. Туши очень мало походили на животных, разве что на некоторых случайно сохранились пятачки или неотрубленные копыта. Многочисленные решетки сливных отверстий на полу были забиты мышечными волокнами, напоминающими крошки белого и красного мрамора.
Фенхель, возбужденно размахивая хвостом, принялся обнюхивать туши. Мимо процокола коготками крыса. Сиони шикнула на нее и махнула рукой Фенхелю, дескать, держись поближе ко мне! К сожалению, она махнула как раз той рукой, в которой держала веер. Из Сложенных сгибов сорвался затхлый зловонный вихрь, пронесшийся по залу и мигом заполнивший все помещение. Сиони поспешно свернула веер и с трудом сдержала испуганный вопль, когда увесистый кусок говядины, качнувшись на заскрипевшем крюке, шлепнул ее по спине.
Теперь уже все туши раскачивались на жутко скрипевших крюках. Они были как живые и выглядели по-настоящему несчастными.
Выдохнув внушительное облачко пара изо рта, Сиони побрела дальше. Прищурившись, она рассмотрела на боковой стене зала – за петлями кишок и колбас – приоткрытую дверь. Сиони направилась прямо к ней, ее шаги звучали устрашающе громко.
За дверью оказалась освещенная совсем уже бурым светом кладовая, в которой Сиони и обнаружила Эмери. Маг стоял к Сиони спиной, и его опущенные плечи сотрясались при каждом вдохе. Рядом с ним теребил усы и корчил гримасы шеф полиции. Тут словно повернулся выключатель, и пакгауз наводнили бобби с фонарями, будто сердце Эмери поджидало именно этого мгновения, чтобы включить их в видение. Никто не дул в свисток и не обменивался репликами. Полисмены расхаживали по залу, рассматривали туши, а некоторые, похоже, не знали, чем им заняться.
Фенхель просунул голову между лодыжками Сиони и зарычал. Она же, обойдя шефа и Бумажного мага, осмотрелась по сторонам.
Сиони непроизвольно напряглась, а горло скрутило спазмом. Она наклонила голову, и ее вырвало на цементный пол. Рвота обожгла пищевод и носовые пазухи. Желудок сжимался и расширялся, и так продолжалось до тех пор, пока из него нельзя было выдавить ни капли желчи.
Даже если бы остальные и могли видеть ее, приступа рвоты не хватило бы, чтобы отвлечь их внимание от того, что находилось на полу.
Пакгауз стал не только складом для туш животных…
Пол был усеян расчлененными трупами.
Везде валялись разрубленные изуродованные человеческие тела. Сиони зажмурилась. Она не находила в себе сил еще раз взглянуть на них, но память – чтоб ее, эту память! – увидела более чем достаточно. Сиони знала, что это зрелище уже никогда не изгладится из ее сознания. Здесь были обезглавленные мужчины, женщины и дети – распиленные пополам и лишенные сердец, с червями, кишащими в их внутренностях…
