Сиони взглянула снизу вверх – силы совсем покинули ее, и она не могла встать с кучи смятых картонных коробок.
– Вы же их не знали, верно? Я имею в виду лично. Они были жертвами, но не вашими. Вам хотя бы были известны их имена?
Теневой Эмери отвел взгляд в сторону.
– В этом-то и дело… Ну как же вы не понимаете! – молила Сиони. – Вы охотились за Потрошителями, потому что они губили людей, пусть даже совершенно незнакомых вам. И где тут зло?
Теневой Эмери рассмеялся.
– Я такой же, как она. Как Лира.
Сиони рывком вскочила на ноги.
– Эмери Тейн, она манипулировала вами. Вы когда-то любили ее. Я видела это. – Сиони помолчала и обняла себя обеими руками, чтобы хоть как-то избавиться от пронизывающего холода этого видения. – Я никогда не любила так, как вы, и понимаю, что не могу вас до конца убедить… но если бы я любила и мне выпал бы шанс спасти любовь, я постаралась бы воспользоваться им.
Точно так же, как сейчас я пытаюсь спасти тебя…
Теневой Эмери сгинул, но, мгновенно воплотившись за ее спиной, схватил Сиони за волосы и развернул ее к себе лицом. Сиони задохнулась от боли.
– Здесь нет места для любви, – прорычал маг.
– Возможно, в этой комнате и нет, – прошептала Сиони. – Но ведь это – лишь часть вашей души, не правда ли? Одна часть целого…
Теневой Эмери выпустил ее и материализовался в нескольких шагах от нее. Фенхель истошно лаял и подпрыгивал на бумажных лапах. Скорчив гримасу, Теневой Эмери нагнулся, подхватил Фенхеля, смял его голову и разорвал песика пополам.
Сиони вскрикнула и рванулась к Фенхелю, но чары в искусно сделанном тельце уже разрушились.
Эмери выпустил из рук обрывки совершенно бесполезной бумаги, и они плавно спикировали на пол.
Сиони в ужасе рухнула на колени. Слезы хлынули из ее глаз.
Эмери сделал Фенхеля для нее. Потому что она скучала по Биззи. Эмери хотелось позаботиться о ней. Фенхель – ее единственная реальная связь с миром за пределами сердца Эмери. Ее единственный спутник в сумрачных видениях Эмери – единственное дружелюбное существо, которое сопровождало Сиони в диком калейдоскопе сердца Тейна.
Ощущая себя такой же раздавленной, как и безжизненная, бесформенная голова Фенхеля, она принялась собирать клочкам изодранной бумаги.
– Это не вы, – шептала Сиони себе под нос и глядя на безжизненные останки собачки. – Нет, это не вы!
– Ха! – громыхнул Теневой Эмери. – Ты хоть знаешь, кто я такой?
Его пальцы вновь схватили ее за волосы и вздернули на ноги.
– Темные и опасные воды… – повторил он.
Раскатистый хохот Лиры заполнил комнату. Сиони почувствовала, что разбивается вдребезги, как нагретая стеклянная банка, которую бросили в снег. Она не видела Потрошительницы, а Теневой Эмери, похоже, вообще не слышал ее. По крайней мере, он никак не отреагировал.
– Глупая сопливая девчонка! – Донесшийся словно издалека голос Лиры разнесся по всему кабинету, как будто голосовые связки находились в деревянных стенах дома. – Законы Потрошения непоколебимы, особенно по части сердца.
– Я н-не понимаю, – пересохшим ртом выдавила Сиони.
Она не сводила глаз с Теневого Эмери и цеплялась за его руку, чтобы он не выдрал ей волосы из скальпа.
Лира продолжала смеяться: на сей раз звук был чуть послабее.
– Ни один человек не способен причинить вред тому, кого по-настоящему любит, – иначе его седрце не выдержит! Может, тебе объяснить поподробнее?
Сиони промолчала.
– Он не любит тебя, тупая девка! – добавила Лира и широко улыбнулась: похоже, Потрошительница считала эту ситуацию по-настоящему забавной.
А потом в комнате воцарилась тишина. Сиони не представляла, куда делась Лира – смех угас, как пламя, залитое дождем. Теперь, когда Сиони оказалась так ловко заперта, Лира вполне могла покинуть сердце Тейна и закончить то, что собиралась сделать. Сотворить очередное ужасающее заклинание. Удрать за океан, прихватив с собой сердце Эмери.
Если ей это удастся, Эмери умрет.
Слезы потекли по лицу Сиони. Она крепко сжала запястье Теневого Эмери.
– Я знаю, – прошептала она.
Я знаю, что ты не любишь меня. Пока еще не любишь.
Это была последняя мысль, которая до сих пор поддерживала ее.
– Неужели ты решил, что никто, кроме тебя, не поступал неправильно? – произнесла она вслух. – Ты что, всерьез думаешь, что только ты один на свете совершал ошибки? Ты настолько слеп, что не способен видеть дальше своей комнатушки?
Теневой Эмери зарычал, но Сиони не дрогнула. Она впилась ногтями в его запястье, и он отпустил ее волосы. Сиони напряглась и оттолкнула его. Она не будет играть роль беспомощной мыши. Ни за что!
– А Лира? – спросила она, указывая на дверь, будто Потрошительница стояла за нею. – Как насчет ее преступлений?
Теневой Эмери помрачнел еще больше.
– А как же я? – понизив голос, осведомилась Сиони и прижала руки к сердцу. – Я тоже делаю ошибки и мучаюсь из-за них, но кем бы я была, если бы не думала ни о чем другом? Какой бы я стала, если бы позволила себе утонуть в сокрушениях по разным – совершенно никому не нужным – поводам?
Эмери не произнес ни слова.
– Как мне относиться к тому случаю, когда я должна была забрать маленькую сестренку из школы, потому что маме сделали операцию на ногах? – продолжала она. – Это было в середине января, но я никуда не пошла, потому что впопыхах доделывала диораму для урока английского! Эмери, я потратила на дурацкую диораму целых три часа, а в это время моя сестренка тряслась на морозе и ждала меня! Она заболела воспалением легких и едва не умерла – ведь я сочла свое домашнее задание важнее, чем все остальное!
Эмери пожал плечами.
– Мне и воровать доводилось, – добавила она и шагнула к двери. – Я увидела, как старик обронил у дороги шесть соверенов, и прикарманила их. А затем побежала домой дальней дорогой, чтобы он не узнал, где я живу.
Теневой Эмери хмыкнул.
– Ты думаешь, что можно сравнить твои проступки со страшной кладовой пакгауза? Неужто простудившаяся сестра и пальчики, к которым прилипает все, что не следует, перевесят на чаше весов тот кошмар?
– Кто дал тебе право судить о моих ошибках и кичиться своими! – огрызнулась Сиони. Ее сердце раздирали угрызения совести, усиливавшиеся с пробуждением новых воспоминаний. – Вы хотя бы в курсе того, почему я так долго жила в Милл-сквотс? У папы имелась прекрасная работа – он был шофером и возил премьер-министра и его семью, – но когда мне стукнуло двенадцать, я забралась в кабину и врезалась в стену королевского дворца! Отец лишился работы, а наши сбережения ушли на ремонт автомобиля. Мы остались без денег и переехали в самую жалкую часть Лондона – и все из-за меня. Мне хотелось порулить, и я не послушалась отцовского запрета!
