— Ой мамочки! — воскликнула Джиллиан, окинув взглядом его высокую фигуру. — Вид ужасный…
Где-то по дороге герцог потерял шляпу, волосы его растрепались, подбородок зарос щетиной, на щеке — грязное пятно, галстук сбился набок, а обычно блестящие сапоги были поцарапаны. Он выглядел грубым, опасным и совершенно непохожим на Безупречного Пенли. И при всем том выглядел он восхитительно, чего не могла не отметить Джиллиан. Взгляд сузившихся до раздраженных щелок глаз был устремлен прямо на нее.
— Бедный Чарлз, — произнесла Элизабет, стараясь удержаться от смеха. — Вообразить себе не могу, что скажет твой камердинер. У него, пожалуй, случится апоплексический удар.
— Скорее всего он уволится сразу же, как только увидит меня. Впрочем, мне глубоко на него плевать. Вот на кого мне не наплевать, так это на Джиллиан и ее вопиющее…
К счастью, его перебили напольные часы, стоявшие в холле, они очень кстати начали отбивать восемь. Джиллиан мгновенно воспользовалась случаем.
— Я и не знала, что уже так поздно! Право же, мама, не следовало тебе меня дожидаться. Пойдем, я поднимусь наверх вместе с тобой.
Большая рука Чарлза метнулась вперед, пальцы сомкнулись у нее на запястье.
— О нет, ты никуда не пойдешь. — Он потащил ее к библиотеке. — Никуда не пойдешь, пока мы не поговорим.
— Но мама очень устала! — возразила Джиллиан.
— Не думай, будто я не понимаю, что ты пытаешься избежать разговора. Ничего не выйдет!
— Ты что, считаешь меня трусихой? — возмущенно спросила Джиллиан.
Он иронически вскинул брови. Ей только и оставалось, что ответить ему сердитым взглядом, потому что она и вправду вела себя трусливо. Ей так же хотелось заводить серьезный разговор, как пойти на бал-маскарад, — вообще не хотелось.
Чарлз усадил Джиллиан в кресло у камина, пригласил ее мать и Элизабет сесть на кушетку напротив. Сам встал у каминной полки, расставив ноги и скрестив на груди руки. Он излучал грубую силу и уверенность, а еще адское пламя мужской ярости.
Джиллиан находила это необыкновенно привлекательным.
Честно говоря, ей почти хотелось, чтобы они остались одни. Тогда она смогла бы кинуться в его объятия и поцелуями прогнать его скверное настроение. Право же, от этого мужчины у нее частенько происходило размягчение в голове.
— Девочка моя, — начала контесса, — зачем ты ввязалась в такую опасную историю?
Джиллиан сунула руку во внутренний карман куртки и вытащила оттуда матерчатый мешочек.
— Я вернула наши драгоценности, мама, и отдала грабителей в руки правосудия. Прости, что тебе пришлось поволноваться, но на самом деле и волноваться-то было не о чем. У нас с Левертоном все получилось.
— Да ради всего святого! — с откровенным возмущением воскликнул Чарлз.
Джиллиан решила и на это не обращать внимания.
— Видишь, — сказала она, развязывая мешочек. — Вот мой медальон и твое кольцо, браслет. К сожалению, твоего золотого медальона я не вижу. Жаль; я знаю, что он значил для тебя.
Леди Джулия встала, подошла к дочери. Едва глянув на мешочек, взяла его и положила на столик у кресла. Потом опустилась на колени перед Джиллиан, взяла ее руки в свои.
— Милая, ты моя самая большая драгоценность. Для меня важна ты, а не старые безделушки.
— Но медальон подарил тебе муж! — воскликнула Джиллиан. — Ты так расстроилась, когда тот мерзавец отобрал твою шкатулку.
Контесса огорченно вздохнула.
— Какая же я ужасная мать, если хотя бы на минуту позволила тебе думать, что медальон для меня важнее твоей безопасности и твоего счастья.
Джиллиан моргнула.
— Да как ты можешь такое говорить? Я же знаю, как сильно ты меня любишь. Ты чудесная мать.
Леди Джулия склонила голову набок, глядя на Джиллиан.
— И почему же я чудесная мать?
— Ну, ты же от меня не отказалась. Большинство матерей в твоем положении отказались бы.
— Большинству матерей в моем положении просто не оставили бы выбора. К счастью, твоя бабушка согласилась оказать мне поддержку, несмотря на возражения деда.
Джиллиан почувствовала, что у нее запылали уши. До чего стыдно вываливать наружу семейные скелеты в присутствии Чарлза и его сестры. Все Пенли — образцы благопристойности, в отличие от всех Марбери.
Она взглянула на Чарлза с виноватым видом. Он молча, задумчиво посмотрел на нее и легонько кивнул, словно ободряя.
— Я считаю, вы поступили в высшей степени отважно, не отказавшись от Джиллиан, — решительно произнесла Элизабет. — Вы просто молодец, вот что я скажу.
Контесса как-то забавно вздохнула, погладила руки Джиллиан и поднялась.
— Мне бы хотелось думать, что, оставив Джиллиан у себя, я совершила храбрый поступок, но, боюсь, на самом деле все было наоборот. Я слишком любила свою малютку, чтобы расстаться с ней, хотя, возможно, и следовало бы. Но я не могла даже подумать об этом.
Джиллиан вскочила.
— Да как ты можешь такое говорить? Ты столько страдала. Тебя увезли на Сицилию, заставили бросить все, что ты любила. Да еще тебе пришлось мириться с гадким отношением деда ко всему этому!
— Да, мне было нелегко, по крайней мере вначале, — согласилась леди Джулия. — Но потом я познакомилась с твоим отчимом и он полюбил меня без всяких оговорок. И тебя тоже, моя дорогая. — Она печально улыбнулась Джиллиан. — А почему бы и нет? Ты была совершенно очаровательной маленькой проказницей. Он обожал тебя с первой встречи.
— В таком случае для нас обеих все обернулось хорошо, верно? — спросила Джиллиан. — Даже дед образумился перед смертью. Мне очень хорошо жилось на Сицилии, и тебе не за что себя винить.
— Милое мое дитя, — сказала контесса. — Ты не таила обиду ни на кого из нас, правда?
— Единственные, к кому она испытывает злобу, так это всякие подлые негодяи, — вмешался Чарлз. — Вот тут она превращается в Немезиду.
Джиллиан сердито посмотрела на него. Он криво усмехнулся в ответ, и это самым смехотворным образом показалось ей очень милым.
— Почему я должна была таить обиду на вас, мама? — спросила Джиллиан, снова обратившись к матери.
— Потому что мы никогда не позволяли тебе по-настоящему стать частью семьи и частью общества, в котором вращались. Ты жила в тени и не принадлежала ни к одному из этих миров. Ты создала свой мир. — Она покачала головой. — Я обошлась с тобой очень плохо, Джиллиан. Была слишком эгоистичной, чтобы отдать тебя в семью, где тебя приняли бы целиком и полностью, и слишком трусливой, чтобы бросить вызов твоему деду и любому другому, кто тебя отталкивал. Ты всегда должна была быть самым важным в моей жизни. Позор мне, что этого не случилось.
Джиллиан показалось, что чьи-то гигантские руки стиснули ее, выдавливая из легких последний воздух.
