Адам просматривал список, состоявший из имен тринадцати молодых дам. Все они были в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет, все безупречного происхождения, и каждая считала себя неотразимой и желала стать герцогиней Гривз.
Одну за другой он вспоминал и оценивал каждую из девушек, затем вычеркивал из списка очередное имя. Голос Сильвии Харт походил на звук, производимый гвоздем, которым водили по стеклу. Леди Джулия Грейсон с прекрасными голубыми глазами была глупее курицы, а Ребекка Харт — мелочная и алчная… Наконец остались только два имени; Элен Прентис казалась спокойной и уравновешенной, к тому же, как он слышал, считалась превосходной хозяйкой; а леди Кэролайн Эмери была красива и очень даже неглупа, так что, вероятно, не будет действовать ему на нервы.
Немного подумав, Адам вычеркнул и мисс Прентис. И в этот момент кто-то осторожно постучал в дверь.
— Кто?! — крикнул Адам.
— Миссис Брукс, ваша светлость.
— Входите. И закройте за собой дверь.
Экономка вошла, и герцог жестом предложив ей сесть, осведомился:
— Вы отдали ленточку?
Пожилая женщина тут же кивнула.
— Отдала, ваша светлость. У мисс Софии золотое сердце.
— Вы не расскажете мне, почему она отдала ее?
— Нет, не расскажу, если вы не прикажите, ваша светлость. Могу только сказать, что это касается Рождества.
— Очень хорошо. Спасибо. — Адам вернулся к своему списку, хотя вроде бы уже все решил.
Но миссис Брукс не уходила, и герцог, подавив вздох, спросил:
— У вас что-то еще?
— Да, ваша светлость. Но я не хочу оказаться на месте того греческого парня, которого убили, когда он пробежал марафон.
— Гонец? Никто его не убивал. Он упал замертво после того, как пробежал около двадцати миль. Но даже если… — Адам помолчал. — В любом случае, вы в абсолютной безопасности, миссис Брукс. Даже в качестве гонца. Так что вы хотите мне сообщить?
— О боже… — пробормотала экономка, потупившись. — Вы хотели знать, если кто-то скажет… плохо о мисс Софии…
— Что случилось? — Герцог нахмурился.
— Мистер Берроуз заходил к ней в комнату и…
Адам вскочил на ноги. «Если Берроуз напрашивался в постель Софии — он покойник! Если ее хоть пальцем тронул — точно покойник!» — мысленно восклицал герцог. И тут, увидев совершенно белое лицо служанки, съежившейся в кресле напротив, Адам заставил себя успокоиться и, медленно опустившись на стул, проговорил:
— Продолжайте, пожалуйста.
Миссис Брукс откашлялась и прошептала:
— Этот мистер Берроуз предложил Софии… быть с ним. Когда она отказалась, он сказал, что в конечном итоге она будет продавать себя на улицах. Я вошла в комнату, чтобы остановить его, но он уже успел наговорить бедной девочке кучу гадостей. Правда, она держалась очень достойно. Я бы так не смогла, если бы мне сказали такое…
Адам сжал кулаки. Берроузу это с рук не сойдет.
— Спасибо, миссис Брукс. Я постараюсь принять меры…
— Но ваша светлость!.. Если София узнает, что я говорила с вами об этом, она никогда больше не будет доверять мне. — Пожилая женщина всхлипнула и добавила: — Бедная девочка… Я бы никогда…
Герцог снова поднялся из-за стола и заявил:
— Я сделаю все так, что София не узнает о нашем разговоре. Вам не о чем беспокоиться.
— Спасибо, ваша светлость. Я прошу прощения, ваша светлость. Я просто…
— Вы свободны, миссис Брукс. Идите на кухню и выпейте чаю. Вам нужно успокоиться.
Экономка поднялась и мгновенно исчезла за дверью. Герцог же криво усмехнулся — такого проворства он от этой пожилой женщины никак не ожидал.
«Как же сейчас мне следует поступить? — спрашивал себя Адам, расхаживая по комнате. — И почему я вдруг решил, что в первую очередь должен думать об интересах экономки и рыжеволосой девушки?» В конце концов ему пришлось признать, что его первый порыв — превратить Берроуза в кровавое месиво — был не очень-то разумным.
Гривз подошел к двери и дернул за колокольчик. Через полминуты вошел Юджелл, и его светлость распорядился:
— Найдите Китинга Блэквуда и приведите сюда как можно быстрее.
Берроуз и Басвич были друзьями много лет — восемь или около того, — но потом они стали отдаляться друг от друга, так как Обри Берроуз в каком-то смысле очень походил на покойного отца Адама, он это понял, когда осознал, что и сам идет по стопам своего отца.
— В чем дело? — спросил Китинг, переступая порог.
— Мне нужно поговорить с тобой. — Герцог закрыл за другом дверь и стал расхаживать по комнате.
— Говори же, Адам. А то София с Камиллой съедят все жареные каштаны.
— Значит, София сейчас с вами?
Китинг кивнул и опустился в кресло.
— Да, конечно. Они с Камиллой почти все время вместе, но я не возражаю. — Блэквуд пристально посмотрел на герцога. — Адам, что-то случилось? Ты снова выглядишь так, как будто задумал кого-то избить.
Адам сел на подлокотник кресла, стоявшего рядом с креслом.
— А тебе, Китинг, не показалось, что София чем-то расстроена?
— Да, пожалуй, что так. Но учитывая ее ситуацию… Думаю, ничего удивительного.
— А Берроуз был с вами? — Герцог не мог подавить рычание, произнося имя бывшего друга.
Скрестив на груди руки, Китинг заявил:
— Я больше ничего не скажу, пока ты не объяснишь, в чем дело.
— Тогда обещай молчать о том, что сейчас услышишь.
Блэквуд без колебаний дал слово, что будет молчать, и Адам нисколько не сомневался в том, что друг сдержит свое слово.
Немного помолчав, герцог проговорил:
— Я только что узнал, что Берроуз предложил Софии стать его любовницей. Она отказалась, и он наговорил ей… В общем, суть его речи сводилась к тому, что она умрет, продавая себя на улице. Но дело в том, что ее будущее — то, которое грозит ей сейчас, — оно не намного лучше того, что обрисовал этот ублюдок.
Минуту-другую Китинг сидел неподвижно. Наконец взглянул на приятеля и сказал:
— У меня к тебе один вопрос, Адам.
— Да, слушаю, — кивнул герцог.
— Скажи, какое тебе дело до Софии?
Адам в изумлении уставился на друга.
— Китинг, что за вопрос?.. Ведь я только что сказал, что кто-то оскорбил самую близкую подругу твоей жены.
— А я хочу знать, не сделал ли ты то же самое.
Герцога охватил гнев.
— Объяснись, Китинг, — потребовал он.
— Нет, это ты должен объясниться.
