Нет, сэр, чуть было не рявкнул Стив.
Он разозлился. В прошлом месяце наш пес на дереве повесился, там, куда и человек вряд ли заберется, а затем троих местных ребят на городской площади плетью хлестали, как в Средневековье. Такие у нас в Блэк Спринг развлечения. Сплошные ярмарочные забавы!
Но его мальчик, Тайлер, – он был настолько…
Стив понял, что пытался сказать его тесть, и у него ком подкатил к горлу.
Не надо говорить ничего вслух, взмолился он, но было уже поздно.
– Тайлер был таким жизнелюбивым, – прошептал мистер Хэмптон, и Стиву сдавило грудную клетку от боли.
Точно, Тайлер отличался жизнелюбием. Потрясающий, талантливый ребенок.
Придурок, почему ты говоришь о нем в прошедшем времени, как будто его уже нет на свете?
Но ведь его нет.
Неужели все окончательно и бесповоротно?
«Помоги мне, папа», – попросил его Тайлер.
И что я сделал для тебя, сынок?
Что?..
Стив медленно покачал головой.
– Милфорд, Милфорд…
– Он действительно не оставил записки? Мне незачем знать содержание, но мне просто будет лучше, если ты скажешь…
– Нет, не оставил.
Куда запропастились Джослин и Мэри?
Стив с трудом сдерживал себя.
Мистер Хэмптон убрал худые руки и совсем сник.
– Могло ли случиться, что Тайлер сам сотворил такое с Мэттом? В приступе безумия?
Стив прикусил рваную губу, чтобы не забиться в истерике.
– Не знаю, Милфорд, – ответил он надтреснутым голосом.
Их отвели в небольшой кабинет – побеседовать с лечащим врачом Мэтта и с психиатром.
Их сопровождал Уоррен Кастильо, на случай, если потребуется помощь. Конечно, он приглядывал за ними обоими.
Джослин немного пришла в себя. Она не стала раскрывать конфиденциальную информацию. Принялась тихо плакать, хватая бумажные платки «Клинекс» из коробки на столе.
После того как были заданы вполне ожидаемые вопросы, на которые ни врач Мэтта, ни психиатр не получили однозначных ответов, наступила краткая пауза.
– Есть одна деликатная проблема, которую я должен с вами обсудить, – произнес медик. – Сейчас у нас нет донора роговицы для Мэтта. Чем быстрее мы окажем Мэтту помощь, тем больше шанс того, что мы сумеем полностью восстановить зрение мальчика. Не думали ли вы о том, что можно использовать роговицу Тайлера для трансплантации его брату?
Стив почему-то был готов к подобному раскладу, но ощутил шок.
– Нет необходимости отвечать сразу же, – вымолвил психиатр. – У вас есть время на раздумья. Прошу прощения, но таким образом Тайлер помог бы своему брату посмертно, как бы ни ужасно это звучало.
Конечно, подумал Стив.
Мы возьмем лучшее от Тайлера, используем Мэтта в качестве каркаса и создадим для вас нового сына. Должно быть, здесь есть некая логика, но она находится за пределами моего рассудка.
Однако Стив тотчас дал согласие. Было очевидно, что именно так и следует поступить.
– А вы, мэм?
Джослин вытерла глаза.
– Стив не против. Значит, пусть так и будет. Тайлер отдал бы все ради Мэтта.
Повисло неловкое молчание. Врач и психиатр ничего не сказали. Уоррен приподнял брови, внимательно оглядывая присутствующих. Джослин ничего не заметила, поскольку снова принялась всхлипывать.
Но Стив понял. Они ей не верят. Как и отец Джослин, они не сомневались, что Тайлер набросился на брата с монтажным пистолетом, после чего повесился в коридоре.
А Уоррена вполне устраивала импровизированная легенда.
У Стива заныло сердце. Его родного сына, его Тайлера, заставили покончить с собой. Его заколдовали – им овладела ведьма, которая ввергла в безумие и Мэтта.
А они – люди из другого мира – думают, что Тайлер свихнулся. Что он – чокнутый подросток, кровожадный и жестокий – вроде тех парней, о которых в новостях рассказывают.
Какая несправедливость, пронеслось в голове у Стива, и он заплакал, впервые с момента смерти сына. Заплакал в голос, сраженный потерей. Но если еще полчаса назад он не смог утешить Джослин, то теперь и Джослин была не в состоянии ему помочь. Они сидели на соседних стульях, но каждый из них находился в своем собственном коконе дичайшего одиночества. Каждый из них переживал свою потерю.
Стив даже не знал, сумеет ли он вообще принять от нее слова утешения, если Джослин попытается это сделать.
Уоррен быстро выпроводил их из кабинета и повел в больничное кафе «Гудзон Вью». Из панорамного окна открывался вид на стоянку, засаженную деревьями, позади которой неспешно несла свои воды река. Посреди разворотного круга высилась огромная рождественская ель, раскачиваясь на ветру.
Стемнело. Наступили холодные декабрьские сумерки.
А в другом корпусе – в больничном морге – лежал их сын. Нагой, разрезанный для вскрытия. Прямо сейчас патологоанатом извлекал из него органы.
– Мне очень жаль, – произнес Уоррен. – Но есть несколько практических вопросов, которые надо решить прежде, чем из «Нокс энд Крамер» приедут и начнут организацию похорон. Вы хотите похоронить Тайлера в земле или кремировать?
– Похоронить, – выпалил Стив.
Джослин даже перестала плакать.
– Стив… – пробормотала она.
У них не было похоронной страховки, как, впрочем, и проблем с деньгами – тоже. Стив всегда считал, что они не из тех, кто придает могилам символический смысл. Раньше они говорили друг другу, что лучше, если после смерти их кремируют. Совершенно гипотетически, впрочем, что здесь удивительного? Но сейчас он вдруг представил себе, как друзья и родные придут к ним домой после кремации, навалятся на салаты и пироги, а Тайлера перед этим просто сунут в печь. Его мягкая кожа почернеет и потрескается от жара, заполыхают мышцы и сухожилия. Его плоть сгорит. От Тайлера не останется ничего, только кучка пепла и дым – тот вылетит из трубы, и его тотчас унесет зимний ветер. Молекулы Тайлера разлетятся во все стороны и осядут на крышах тысяч домов.
Мысли об этом были нестерпимы для Стива.
Нет, его Тайлер должен остаться рядом с ним – и неважно, каким способом.
– Мы его похороним, – повторил он.
– Стив, – прошептала Джослин. – Тайлеру всегда хотелось сбежать из Блэк Спринг и попасть в «большой» мир. Не будет ли лучше, если мы развеем его прах в подобающем месте?
Но Стив был непоколебим. Даже толком не понимал почему. Может, таким образом он проявляет эгоизм – ну и что с того?
Похороны Тайлера были для него чем-то очень важным, и Стив решил стоять на своем до конца, подчиняясь внутреннему голосу.
