Глава 18
Лесоторговца я решил пока не допрашивать – его совсем развезло, он даже ходить не мог. Разлёгся в коридоре, как шпала в халате, и отравлял воздух своими миазмами. Если прямо сказать, противно было говорить с этой воняющей кучей дерьма в халате. Хотя я и понимал, что может быть, зря это делаю. Вполне вероятно, что у этого финна самоконтроль сейчас ослаблен и без особых усилий из него можно выжать всю информацию, которой он обладает. Но не лежала у меня сейчас душа смотреть на пьяную, слюнявую физиономию. Поэтому я начал с финна, которого задерживали Кротов и Савелий. Вроде бы тот был уже морально сломлен и боялся санитара. Вот этот его страх я и хотел использовать – поставить Кротова позади финна и так проводить допрос. Но перед этим мне захотелось ошеломить финна, а именно своей грубостью и злостью. Пусть думает, что это Кротов добрый полицейский, а его начальник вообще садист.
Взяв стоявший у письменного стола стек, я попробовал стегнуть себя по бедру – было довольно чувствительно. После этого открыл дверь кабинета и приказал Кротову ввести задержанного Тилерсена. Когда Кротов втолкнул финна в кабинет и закрыл дверь за собой, я подскочил к задержанному агенту и хлестанул стеком по его связанным сзади рукам. Он даже ойкнул от неожиданности и боли. А я прямо в его ухо начал орать:
– Ну что, попался, сука! Я из тебя все жилы выну за нападение на санитарный поезд. Говори, гад, сколько егерей 27-го Прусского Королевского батальона уже в России? И смотри, сволочь, не вздумай врать, я это сразу пойму. Майор Байер уже здесь или ещё в Кёнигсберге?
Конечно, я поступил некрасиво и жестоко, но зато действенно. Моим поступком и тем, что мне известны сверхсекретные сведения, я его потряс до основания, и он поплыл. Заикаясь, с ужасным акцентом, промямлил:
– Точно не знаю, я всего лишь курьер – привёз господину Какинену деньги.
– Ты только ему привёз или ещё были получатели?
– Ещё я передал саквояж с деньгами господину Ларни.
– Где проживает этот Ларни? Адрес говори, адрес!
– На хуторе «Лосиный остров», это в пятнадцати верстах от Выборга.
– Там тоже егеря квартируют?
– Так точно!
– И сколько же там бойцов?
– Я привёз деньги на содержание ста пятидесяти человек. Ну и сто тысяч рублей для господина Ларни.
– А в Петрограде ты кому деньги передавал? Быстро говори, гнида!
Финн несколько замялся, а потом, решившись, произнёс:
– Господам: Пашинскому, Брызгалину и Сытину. Каждый получил от меня по тридцать тысяч рублей.
– Адреса говори всех этих сволочей!
– Я не знаю! Деньги передавал в ресторане «Медведь».
– А как же ты с ними договаривался о встрече? Кто тебя курировал в Петрограде?
– Полковник Матюхинен. Именно он выдавал мне деньги с поручениями развести их по нужным адресам.
– Он что, полковник вашего егерского движения?
– Нет, он действующий полковник Русской армии. Начальник какой-то службы Петроградского гарнизона и одновременно истинный финский патриот.
– Германский шпион он, а не финский патриот! Присягу нарушил, а всё туда же – в патриоты лезет, мать твою. Вот Маннергейм патриот – присягу царю дал, и сейчас, командуя дивизией, дерётся с австрийцами, даже не помышляя об отделении Финляндского княжества от России. Ну да ладно, разберёмся мы с финским патриотизмом – адрес говори, где этот полковник живёт. Или скажешь, что этого тоже не знаешь. Этим ты меня очень огорчишь – не знаю даже, смогу ли удержать своего бойца от серьёзного разговора с тобой. Он ненавидит таких, как ты, и просто мечтает содрать кожу с живого врага императора.
Задержанный курьер, глянув на невозмутимо стоявшего санитара Кротова, опять заикаясь, назвал петроградский адрес. Я доброжелательно кивнул и уже тоном заботливого дядюшки сказал:
– Ну что, пока поверю тебе! Пойдём к столу, там оформим протокол допроса, и можешь сегодня отдыхать. Если все перечисленные тобой адреса не окажутся пустышкой, то считай, что ты прошёл самый жуткий этап своей жизни. Будешь жить долго и счастливо и, глядишь, своих внуков будешь воспитывать!
Приказав Кротову развязать задержанному руки, я направился к письменному столу, где и начал оформлять протокол допроса. Одновременно финн на другом конце стола писал свои признательные показания. Когда всё закончил и вложил написанные листки в найденную на письменном столе лесоторговца кожаную папку, то любезно предложил Фредди (именно так звали финна) попить воды. Моё предложение было с радостью принято. Дождавшись, когда Фредди утолит свою жажду, я приказал Кротову вынести в коридор стул и заводить в кабинет следующего задержанного. Фредди я сам довёл до двери кабинета. Руки не связывал. Пообещал, что больше никто пальцем до него не дотронется, а когда допросы закончатся, его хорошо накормят.
Следующий задержанный оказался твёрдым орешком. Как я его ни прессовал, ни пугал, ни шантажировал, он не проронил ни слова. Стоял всё на своём, что он законопослушный подданный императора и просто приехал в гости к своему дальнему родственнику. Уже когда мой прессинг достиг наивысшей точки, он разразился целой речью, что попирают права не православных граждан Финляндского княжества. После этого финн вообще замолчал. Не проронил ни слова даже после обработки его звероподобным санитаром Кротовым. Приказав выкинуть эту сволочь в коридор и привести следующего задержанного, я углубился в собственные ощущения. В душе было какое-то беспокойство, и я пытался разобраться, чем это вызвано. Стоял недалеко от входной двери и в задумчивости постукивал стеком себя по ноге. Это была ошибка. Я уже настолько принизил задержанных, что считал их своей законной добычей. А вот третий финн так не считал. Он, когда зашёл, не стал ждать, когда я огрею стеком по его завязанным за спиной рукам, а, оттолкнув Кротова, бросился к ближайшему окну и рыбкой нырнул в закрытые стеклянные створки. Естественно, он не выпрыгнул из окна, что было физически невозможно, но гадостей наделать сумел. Во-первых, своей головой разбил стёкла, а в октябре сидеть в комнате с открытым окном было не очень комфортно. Во-вторых, забрызгал всё своей кровью. Ну и самое главное, финн лишил меня информации, так как умер прямо в оконном проёме. Кусок стекла полоснул его по шее, перерезав сонную артерию. Одним словом, финн легко отделался. Я бы из него всё равно выдавил всю информацию, которой он обладал. Пусть он, как предыдущий финн, на сегодняшнем допросе ничего бы и не сказал, но сегодня вечером или завтра я бы занялся с ним серьёзно, и он выложил бы всё, что ему известно. Как рассказывал Михалыч, отслуживший срочную службу в Афгане, любой и даже очень упёртый моджахед всё рассказывал после применения к нему специфического метода допроса – телефона или обработки яиц моджахеда. Я хотя и не курил, любил посидеть рядом с прапорщиком, дымящим как паровоз, когда он предавался воспоминаниям о своей боевой молодости. Так что знал в деталях меры воздействия, чтобы разговорить самого упрямого и волевого противника.
