— Алик! В холодильнике банка с молоком. Ты, наверно, голодный…
«Пейте, дети, молоко — будете здоровы… Ешьте шоколад «Милки Вэй»! В нём столько коровьего молока, что он, того и гляди, замычит!»
Помычим, девочки и мальчики? М-му-у…
Ешьте, дети, карамель «Чупа-чупс» и никого не бойтесь. Дяди и тёти — они же нормальные. Только немножко озверелые…
Озверелые люди.
Озверелый мир…
Оз… м-м…
Есть книжная страна Оз, волшебная. Была в ней волшебница Озма. Но это совсем другое, не здешнее.
А есть страна ОЗМ, не волшебная, настоящая.
«Озм-м-м»… Я нашёл это слово! Это название!
И я замычал. Про себя… Или не про себя?
Бабушка появилась в дверях кухни.
— Алик, что с тобой?
— Ничего. Я в ванну… Не мылся неделю…
В ванной можно прореветься. Без свидетелей.
Я пустил из душа тёплую воду. Скорчившись, забрался под тугие струи. Всхлипнул. Но вода молниеносно смыла слёзы. Я добавил горячей воды — так, чтобы только-только терпеть. Помычал ещё немного. И… меня отпустило.
Словно смыло с меня тяжесть и горечь.
Я подумал: ну, а что нового-то случилось? То же, что и раньше.
Жаль Митю. Но… я же почти не знал его. Правда, он один раз заступился за меня перед Лыкунчиком. Но он так же заступился бы и за любого другого… Всё дело в том, что я увидел, как мучается Ивка. Но всё же Митя — именно Ивкин брат, а не мой. Такие «не мои братья» гибнут каждый день, и до сих пор я не мычал, как от зубной боли.
«Или снова всё дело в том, что ты трус? Боишься, что когда-нибудь это коснётся и тебя?»
«Да нет же!»
«Не выкручивайся…»
Я разозлился на себя. Но страх не ушёл. И я понял: надо заменить его другим страхом. Более привычным. Выбрался на резиновый коврик. Вода шумела, но я уже стоял не под струями, а перед большим зеркалом. Оно запотело, я протёр его полотенцем.
И стал смотреть, нет ли у меня проказы.
Этой жуткой болезни я боялся не меньше, чем СПИДа. Пожалуй, даже больше. Потому что прокажённых отсылают в специальные больницы, закрытые от всего мира. Далеко от дома…
Бабушка говорила, что проказа встречается очень редко и главным образом на юге, в отсталых странах. Но я читал, что бывает и у нас.
Нет ли на теле мёртвых белых пятнышек или кольцеобразного розового лишая? Глянул одним глазом, другим… Кажется, кожа чистая, можно смотреть смелее…
Было бы на что смотреть! Доходяга. Ладно хоть, что рост нормальный для своих одиннадцати. Не самый большой в классе, но и не малёк. Если даже и не подрасту больше, буду всё-таки не карлик, а очень низкорослый мужчина…
Мужчина ли? Я покосился. Тьфу! Сам-то хоть немножко расту, а там ничуточки… В лагере, когда потихоньку рассуждали об этом и смотрели, у кого какой, я под удобным предлогом ускользнул, чтобы не срамиться… Правда потом наш инструктор Володя узнал об этом разговоре и ругать не стал и спокойно объяснил, что величина тут не играет никакой роли. Не грустите, мол, кто не чемпион.
После этого он устроил сбор «Мужские беседы».
«Поповны» отправились в лес с инструкторшей Люсей (возможно, для «женских бесед»), а «поповичи» собрались на костровой площадке. И Володя многое нам разъяснил. Конечно, откуда берутся дети, все и так знали, про это даже для дошкольников книжки есть. Но Володя говорил и про СПИД, и про тех сволочей, которые заманивают ребятишек для всяких гадостей, и про то, что нельзя позволять себе становиться безмозглыми животными. Конечно, приходит время, когда у мальчишек появляется особый интерес. И хочется подглядеть, как там девчонки в раздевалке… ну и так далее. Потому что природа. Но природа тоже бывает всякая. Нельзя её лишать красоты и тайны. Без красоты и тайны не бывает настоящей любви, а только инстинкт. А люди, у которых вместо человеческих чувств инстинкты, — они даже не совсем люди.
— Из них-то и получаются вот такие… которые могут наступить другому сапогом на горло и не дрогнут.
— Таких ведь много… — тихонько сказал самый маленький «попович» Дима Валетов.
— Но вы-то хоть не будьте такими, — так же тихо попросил Володя. И взял гитару. И…
Ах, кабы не было домов,
Не было б окнищев.
Кабы не было врачов,
Не было б кладбищев!
Не ходите к докторам,
Кушайте бананья,
Принимайте по утрам
Солнечные ванья…
Это у них в мединституте была в ходу такая песенка.
А кем и где был Володя до института, он не рассказывал. Ходил только слух, что у него есть медаль «За отвагу». Мы всё-таки прижали его однажды: за что медаль? Он сказал неохотно:
— Надо было вытащить пацанят из больницы, её обстреливали. Нас было трое. Ну… а уцелел я один.
— А ребята? — спросил Дима Валетов. — Их всех вытащили?
— П… почти…
— За это не медаль надо, а Героя, — сказал кто-то шёпотом. Володя усмехнулся и опять взял гитару.
Целый год мы, братцы, ждём
Наступленья лета,
Чтобы загореть путём
Ультрафиолета.
Но сейчас я вам скажу:
Помните заранее —
Очень вредно на пляжу
Перезагорание…
…Бабушка застучала в ванную.
— Ты забыл бельё и полотенце!
Я приоткрыл дверь, высунул руку. Взял свёрток и сразу — щёлк запором!
— Будто не видала я тебя, как ты есть, — сказала бабушка за дверью. — Чудо гороховое…
Я вытерся, натянул трусы и майку. Глянул в зеркало опять. Какой-то прыщик на плече… Нет, показалось… А вид всё-таки не такой уж дохлый, даже спортивный. С Вячиком не сравнить… Мускулов, конечно, меньше, чем хотелось бы, но всё же что-то есть… Я расправил плечи, встал прямо. Интересно, сколько же всё-таки во мне сантиметров? Таких берут уже в армию или нет?
«Боишься?»
«Да не боюсь я! Я…»
Я себя обманывал, вот что! Ничего я не забыл! Ничего не прогнал от себя! Обман это! Позади всех мыслей всё равно была та самая: «Митя Стоков… Митя Стоков…» И ещё: «Озм… Оз-м… Оз-зм-м-м…»
А в зеркале стоял прежний я, настоящий — маленький, тощий, с волосами-сосульками, с отчаянием на противном розовом лице… Ну, я и дал по башке тому, кто в зеркале!
Я, конечно, не хотел, чтобы зеркало вдребезги, не такой уж я псих. Просто не рассчитал. Посыпалось, зазвенело. Бабушка затрясла дверь. Я отдёрнул щеколду.
— Что случилось? Алик!
