— Что делать? — шепнул Вячик.
Мне почудилось в его шёпоте что-то охотничье.
— Ничего! — огрызнулся я. — Пусть идёт. Играет, наверно, незачем мешать…
— У него свои дела, у нас свои, — рассудительно сказал Ивка. — Пусть пройдёт куда надо, а потом уж двинемся мы…
Мальчик шагал в ту же сторону, куда лежал наш путь.
— Так и прятаться, что ли? — пробубнил Арбуз. — Давайте покажемся. Чего такого?
Арунас проговорил с хмурой уверенностью:
— Он испугается.
— Чего?! — ненатурально возмутился Вячик. — Мы разве бандюги какие-то?
— Некоторые похожи, — вставила Настя. — Тощие, ободранные, в пятнистых штанах… Идёт малыш один-одинёшенек, и вдруг вылезают такие… Ивка, иди сначала ты.
Это она умница! Ивка никого не мог напугать. Наоборот! Если он кому-то улыбался, ему сразу улыбались навстречу.
Ивка не спорил. На четвереньках добрался до обочины, встал среди белоцвета и неспешно вышел на колею.
Звенящий мальчик был уже шагах в десяти. Шёл медленно, с опущенной головой и словно что-то бормотал под нос.
Потом он увидел Ивку. Встал на месте. Ивка сделал несколько шагов и остановился тоже.
Мы видели Ивку со спины, однако знали, что он улыбается. И незнакомый мальчик, если и встревожился, то лишь на секунду. Ничего не мог ему сделать этот встречный мальчишка с таким дружелюбным лицом, с лунными и солнечными рожицами на штанах и рубашке.
Но ответной улыбки у «пастушонка» всё же не было. Он смотрел выжидательно.
— Здравствуй, — сказал Ивка.
Мальчик в ответ нерешительно шевельнул губами.
— Играешь? — спросил Ивка.
И мальчик ответил погромче:
— Ну да… А что?
— Да ничего. Просто услышал, как кто-то звенит. И решил посмотреть…
— Это я звеню… Я думал, здесь вокруг никого нет… — кажется, «пастушонок» чего-то застеснялся.
Ивка понимающе кивнул:
— Здесь почти не бывает людей. Мы, кроме тебя, никого ещё здесь не встречали.
Мальчик опять насторожился:
— Кто «мы»?
— Я и мои друзья… Ты не бойся, никто тебя не обидит. Наоборот…
Что значит «наоборот», было, наверно, не очень-то понятно. Однако мальчик вдруг улыбнулся. Чуть-чуть.
— А где твои друзья?
Ивка сказал честно:
— Спрятались за камнем, чтобы не мешать тебе. Может, ты решил погулять один и не хочешь никого видеть… Или хочешь?
Мальчик переступил с ноги на ногу (что-то динькнуло опять), подумал и кивнул.
Тогда мы тоже вышли из укрытия. Сначала Настя и Николка — они держались за руки. Следом двинулись Вячик и я, а потом уж Арбуз — самый большой и «грозный».
Курносое мальчишкино лицо опять стало напряжённым. Но ненадолго. Потому что Настя спросила:
— Как тебя зовут?
— Дима… Или — Дим…
Нет, он не был детсадовским мальчиком. Роста небольшого, но видно, что уже школьник. Во второй, а может, и в третий класс перешёл. Лицо круглое, а глаза — как осколки коричневого стекла. С искорками на изломах. Искорки появились, когда Дим совсем перестал бояться.
К его полинялой футболке и к таким же тренировочным штанам пристали мелкие листья, травинки и всякие колючие семена. Штаны были подвёрнуты выше колен. Под правой коленкой — ремешок вроде щенячьего ошейника. От ремешка отходила в сторону короткая жестяная полоска. На ней висел блестящий колокольчик — вроде тех, что рыбаки привязывают к удочкам.
Вячик слегка нагнулся. Спросил без насмешки, серьёзно так:
— Зачем тебе звонок-то?
— Ну… это чтобы не так одиноко было на дороге. А то ведь иногда такая тишина… — Дим доверчиво обвёл нас глазами-осколками. — Я понятия не имел, что здесь ходит ещё кто-то, кроме меня…
Это у него так по-взрослому получилось: «понятия не имел»…
Мы все улыбнулись помаленьку, и я сказал — так, чтобы продолжить разговор:
— Есть слухи, что раньше сюда водили на прогулку детский сад.
Он кивнул:
— Ну да… Только это очень давно. Когда ещё камни были мягкими от солнца.
Мы запереглядывались. Все, кроме Николки. У него лицо было спокойным и довольным.
Спрашивать Дима о мягких камнях мы не стали: не решились или постеснялись почему-то. Да и без того было о чём спросить.
Ивка присел на корточки.
— Зачем тебе третий глаз, Дим?
Глаз был нарисован синим фломастером на левой Димкиной коленке — широко открытый, с похожими на палочки ресницами.
Этот пастушонок шмыгнул носом, переступил в траве расхлябанными сандалетками и признался, глядя в сторону:
— Это… чтобы лучше видеть дорогу. Он ведь ближе к земле.
Мне показалось, что все засмеются. И я напрягся. Но смеха не было. Арбуз одобрительно сказал:
— Ну, ты, видать, предусмотрительный парень.
— Ага… — тихонько вздохнул Дим.
— Значит, этот глаз по правде видит? — спросил Вячик. Не поймёшь — с ехидцей или без.
Дим глянул на него слегка удивлённо:
— Разумеется.
— А если по нему хлестнёт травой? — озабоченно спросил Ивка.
Он всё ещё сидел на корточках и снизу вверх глядел в лицо Диму. Тогда тот негромко засмеялся:
— Ну и что? Он зажмурится.
Засмеялись и мы. И Настя взяла Дима за руку, в которой он держал шпагат.
— А кого ты водишь на верёвочке? Телёнка или овчарку?
— Нет, что вы! Это… вот! — Дим потянул, и к нам вылез из травы игрушечный автобус.
Он был жестяной, помятый, с облезлой жёлтой краской. Длиной со взрослый башмак. В некоторых окошках были стёклышки, а в других — пусто.
Мы все присели вокруг игрушки. Пожалуй, с преувеличенным интересом. Просто нам нравился этот маленький путешественник, и хотелось показать, что все его дела мы принимаем всерьёз.
— Старая конструкция, — заметил Арбуз. — Ветеран автомобильного парка.
— Конечно! — звонко согласился Дим. — Им ещё мой дедушка играл. Но другого у меня не нашлось…
— А тебе, значит, обязательно надо ходить с автобусом, — понимающе сказала Настя.
— Ну, разумеется! Это же не просто же так! Вы же видели здесь автобусный столб. И табличка на нём новая! А никакие автобусы здесь не ездят, это же ясно! Вот я и решил: раз есть автобусная остановка, значит, и автобус должен здесь ездить. Пускай хоть такой. Потому что должно… всё совпадать друг с другом… Чтобы на свете было равновесие… — При последних словах Дим опять засмущался, нагнулся и начал гладить автобус, будто кошку.
