— Зорко, давай наверх! Там газа еще нет, он тяжелый!
Они забрались на верхний этаж койки. Зорко сел там на корточки, но опять закашлялся и быстро встал. Головой ударился о железный потолок. Взялся за темя, присел снова. Кашлял и глотал слезы.
Лён опустился на корточки рядом с Зорко.
— Сильно ударился?
Зорко вдруг улыбнулся, блестя слезинками:
— Искры из глаз…
— Если бы хоть одна искра! — рванулась из Лёна безнадежная мысль.
— Зачем?
— Мы сейчас были бы уже на дороге! А от штаба — один дым!
— Почему?! — Зорко убрал руки с темени.
— Это же какой газ! Тот самый, что в кухонных плитах! Слышал, как летят на воздух дома, когда кто-нибудь забудет закрыть на плите кран, а потом чиркнет?.. А как разнесло два поезда в Тальской долине, когда там скопился газ из лопнувшей магистрали!
Зорко дышал часто, но уже без слез.
— Лён… Если эта камера взлетит, разве штаб пострадает? Мы же глубоко…
— Тут везде склады боеприпасов. Ты знаешь, что такое детонация? Ты думаешь, они зря обыскивали, нет ли спичек?.. Тебя обыскали?
— Да… и отобрали. У меня был коробок. С той поры, когда мы под крепостью лазали с фонарем…
Зорко вдруг затвердел, отодвинулся. И Лён испугался, хотя, казалось бы, чего пугаться т е п е р ь? А! Он испугался, что Зорко в эти последние минуты вдруг обиделся на него. Почему?
— Зорко!
— Лён…
— Что?
— Лён… — Зорко завозился, извернулся, сунул руку в тесный кармашек на бедре, выдернул из него вместе с подкладкой сжатый кулак. — Лён, они не все отобрали… Вот!
На распахнувшейся Зоркиной ладони лежала надломленная спичка.
— Я ей выковыривал остатки моллюска из ракушки. Потом сунул в карман. Она запряталась в шов… Видишь, все-таки полезное дело — собирать раковины…
— Зорко… но коробка-то нет.
— Смотри, какая головка! Зеленая! Такие можно чиркать хоть обо что! О подошву!.. — И вдруг Зорко толчком снова прижался к Лёну.
Потому что теперь э т о приблизилось вплотную. Смерть уже не подкрадывалась сладковато-едким запахом, а обещала стать пламенной и гремящей.
— Зато сразу, — сказал Лён. — Не надо кашлять и задыхаться.
— Ага… И главное, что не зря. До сих пор было все зря, а теперь… не будет этого гадючьего гнезда, не будет и войны. Да?
— Да, — сказал Лён. — Ты не бойся. Ты теперь ничего не бойся.
— Ладно… А ты, значит, думаешь, что дорога есть?
— Да. Я правда так думаю.
— И мы ведь пойдем вместе?
— Конечно.
— Лён, ты возьми спичку. Чиркни сам…
Лён взял. А запах газа в этот миг стал сильнее. Гораздо сильнее. Словно напоминал, что пора. Лён зажал дыхание. Зорко же закашлялся снова. И встал, насколько позволял потолок. Чтобы голова опять оказалась выше ядовитого уровня.
Лён тоже встал. Уперся макушкой в гладкое железо.
Зорко торопливо попросил:
— Давай, поживем еще две минуты. Пока совсем не сгустится. Чтобы уж наверняка.
— Давай…
Они стояли полусогнувшись, и Зорко вновь прижимался к Лёну — плечом к локтю. Лён левой рукой обнял его, а в пальцах правой зажал спичку. Только согнуть ногу — и головкой о стертый каблук…
— Лён, подожди! Еще не сейчас! Не совсем сейчас… — Зорко задышал со всхлипами. — Я не очень боюсь, только… только я хочу рассказать. Успеть… Помнишь, я говорил про конец сказки о месяце? Я расскажу, ладно? А то вдруг там… вдруг будет не до того…
«Или совсем ничего не будет».
— Рассказывай, Зорито. Несколько минут еще есть…
Не было этих минут. Щипало глаза, газ все гуще входил в легкие, кружилась голова.
Зорко что-то говорил — торопливо и сбивчиво, словно его сказка могла принести спасение.
— Да, Зорко, я слышу…
«Пусть говорит. Спичкой о подошву — и он не успеет испугаться…»
Лён головой покрепче уперся в потолок. Согнул ногу… И чуть не упал. Опора вверху исчезла. Лён шатнулся, выпрямился. Голова ушла в пустоту — в люк, возникший на месте железного квадрата.
Спасительный, такой свежий воздух сам ворвался в легкие. Рядом у плеча торопливо и счастливо дышал Зорко.
— Лён, что это?
— Не знаю… — Лён сунул спичку в карман. Край люка был на уровне груди (а невысокому Зорко — до подбородка). Лён ухватился за кромку, бросил себя вверх, упал на колени. За руки дернул легонького Зорко, тот брякнулся рядом.
Они были в полумраке. Свет из люка падал на мохнатые от ржавчины рельсовые балки. Неподалеку искрился фонарик-звездочка. Он шевельнулся, и тонкий голос потребовал:
— Захлопните крышку! А то газ придет и сюда! Скорее!
Тот, в кого не верили
Слова эти прозвучали, как приказ. К тому же, разумный. Лен разглядел откинутую крышку люка с шарнирами, Зорко тоже. Они вцепились в железную кромку, и она поднялась неожиданно легко — наверно, работали скрытые пружины. А потом крышка упала на люк, но не грохнула, чавкнула резиновыми прокладками.
А фонарик сделался ярче. Он приблизился. И стало видно, что он висит в пустоте. В полуметре от пола.
— Ты кто? — обалдело сказал Лен.
— Ты где?! — очень звонко спросил Зорко.
— Я здесь. Я Ермилка. Динка вам про меня говорила!
— Разве… ты есть по правде? — совсем по-младенчески изумился Зорко. Слово увидел фокус в цирке, а не спасся только что от гибели. Да и спасся ли?
— Как видишь! Ой, то есть как не видишь. Но это не важно. Главное, что я вас отыскал.
«Может, сон?» — подумал Лён. И спросил, глядя выше фонарика:
— А зачем ты нас искал, Ермилка?
— Потому что Динка боится: куда вы пропали! Вечером пришла на бастион и деда теребит: «Где Лён, где Зорко?» А он ничего не знает. Она в слезы: «Сперва Ермилка пропал, потом они». То есть вы… А я не пропадал, просто прятался, ради игры. Я подкрался и говорю: «Не Динка ты, а Зинка. Потому что не „Дож…“, а „Сле…“» И побежал. Я догадался, где вы…
— Как догадался? — воскликнул Зорко с прежним изумлением. Смерть отступила, и он уже не верил в нее.
— Ну… подумал и сообразил. Я давно знаю эти места, я не раз тут бывал. Невидимки, они же везде снуют. И очень быстро… Я тут знаю такие проходы, про которые даже здешние люди не знают. Не догонят, не бойтесь… А почему они хотели вас отравить?
Лён зажмурился и протянул руку. И нащупал голое мальчишечье плечо, потом щеку, ухо, кудлатые волосы. Задержал на волосах ладонь.
