Седоволосый советник с шумным вздохом опустился на лавку в обеденном зале таверны Волдрена, Райнер чуть помедлил, затем тихо сел напротив старого друга.
– Я не знаю, чем утешить её, – обречённо проронил Северин, закрывая ладонями глаза. – С тех пор, как мы вернулись из Фалькнеса, она всё время рыдает, прижимая к себе этот пепел… Почему? – он поднял лицо, посмотрел на собеседника с негодованием. – Почему всё случилось именно так?
– Жестокость герцога известна нам обоим, – задумчиво ответил тот, опустив глаза. – Видимо, сын будет точной его копией…
– Была бы у меня хоть малая доля отчаяния, я убил бы его прямо там, на месте, – сжал кулаки советник.
– Тише, друг мой, – серолицый придвинулся чуть ближе, насколько позволял разделявший мужчин стол. – Ты не сделал бы лучше никому своими отчаянными поступками, а сейчас можешь навредить ещё и несдержанными речами.
– Ты боишься шпионов? – понуро усмехнулся Северин. – Не бойся, здесь никого нет. Гризельда не принимает гостей с тех пор, как мы вернулись.
– Ты знаешь, я всё время чего-то опасаюсь, – мрачно укорил себя Райнер. – Когда вы планируете уезжать? Насколько безопасно миледи Эрмелинде находиться здесь?
– Я не могу оставить Амелию дома одну, – покачал головой Северин. – Я боюсь, что в конце концов, она просто наложит на себя руки. Смерть Анны сводит её с ума… А брать её с собой боюсь тем более.
– Я мог бы сам сопроводить миледи, – предложил друг. – Скажи только, где ей будет безопаснее?
– Я и сам не знаю, – советник снова уронил голову на ладони. – Я уже три ночи почти не спал и в голову не идёт ровным счётом ничего. Хорошо хоть, что Гризельда может побыть с Амелией днём.
– Да ты и днём не спишь, – возразил серолицый. – А ещё собрался ехать куда-то.
– Я не могу спать… Просто не могу.
– Послушай, я понимаю вашу трагедию, – осторожно произнёс друг, – но если медлить и дальше, то может так случится, что погибнут и другие близкие вам люди. Нужно принять решение.
– Ты прав, – собрался с духом Северин. – Я думаю, что в первую очередь нужно узнать, где сейчас находится Уильям, ведь мы даже не знаем, добрался он до епископа или нет. Затем, отправить графиню в дом Амелии, быть может, там будет безопаснее…
– Ты мог бы оставить Амелию с графиней и Гризельдой дома.
– Я подозреваю, что даже если за нами не отправили открытую погоню, то шпионы герцога точно найдут нас. И если в замке им нужно было действовать тайно, то здесь – в диких лесах, они могут не бояться огласки. Пока никто не знает, где искать графиню, но если я отправлюсь к епископу, то, заметив меня, они смогут выследить и виконта.
– Я мог бы отправить послание своей дочери, она скрывается в стенах женского монастыря близ Сантерры.
– Эмили? – удивился советник. – Я думал, она живёт с тобой в городе.
– Теперь она Ренэйт, – вздохнул мужчина. – Я постарался скрыть её при первой же возможности. Тогда – десять лет назад, за мной следили круглыми сутками, и всё, что я мог – не отходить от дочери ни на шаг, но через несколько лет обо мне стали забывать, и три года назад я смог найти для Эмили новые документы и отправил её в монастырь. Его преосвященство отец Бенедикт помог мне, он всегда помогает таким как мы – беженцам из-под жестокой длани герцога…
– Я боюсь втягивать в это дело ещё и твою дочь, – покачал головой советник. – Вы и так много пострадали из-за меня.
– Друг мой, – Райнер улыбнулся, но было видно, что за улыбкой он отчаянно скрывает наполнившую глаза печаль, – мы говорили об этом не раз, ты не виноват в наших бедах. Ты и сам попал в безвыходное положение.
– И тем не менее, у тебя был шанс, – отведя взор, начал было Северин.
– Нет, – отрезал мужчина. – Шансов всё равно не было. А если тебя волнует то, что мы так долго не общались после случившегося, тому виной слежка, она подвергала опасности всех нас.
– Лучшего друга, чем ты, у меня не было никогда, – тихо произнёс советник. – Но я так ни разу и не смог отплатить тебе за спасённую жизнь. Так что не хочу влезать в долги и дальше, – он добродушно улыбнулся, стараясь развеять безрадостную атмосферу беседы. – Тебе нужно вернуться домой сейчас, пока никто не знает, что ты помог нам.
– Нет уж, – усмехнулся Райнер. – Теперь я с вами, и пути назад нет. Я лишусь всякой чести и права называться другом, если сейчас брошу вас на произвол судьбы.
– Ты в этом уверен? – уже скорее в шутку поинтересовался Северин. В несгибаемом упрямстве своего знакомого он не сомневался ни секунды.
– Я сегодня же отправлюсь в ближайший город и оттуда пошлю гонца в Сантерру. Эмили ничего не будет угрожать. Кто станет читать почту женского монастыря? Да и есть у нас с ней некоторые секреты переписки, которые не всякий соглядатай раскусит.
– В таком случае, нам нужно знать, где именно сейчас находится Уильям. Этой информацией должен располагать епископ. Только прошу тебя, не упоминай ничего об Анне, – советник снова посерьёзнел. – Как бы и он не натворил бед. Нужно узнать, быть может, графиня хочет написать сыну что-то особенное.
* * *
Амелия не могла больше плакать. Три дня непрекращающейся истерики и ночи в нервном полусне истощили её, усталость сломила, заставила немного забыться, только пальцы так и застыли, сжимая небольшой глиняный сосуд с прахом, отданный Северину придворной прислугой, даже не подозревающей о том, что хранится в невзрачной ёмкости.
Эрмелинда молча сидела на кровати, положив голову бывшей служанки к себе на колени и тихонько поглаживала её растрёпанные волосы. Графиня, как никто другой из обитателей постоялого двора, могла понять сейчас безутешную мать – сама она так и не смогла родить ни одного из четырёх своих детей живым… Много слёз она пролила бесчисленными ночами над детской кроваткой, в которой мечтала качать своего малыша. Бесконечно много слёз… Но всё же, она не могла понять до конца, что значит потерять взрослого ребёнка, который вот-вот должен был покинуть родное гнездо и начать новую, настоящую жизнь? Никакими словами она не могла утешить женщину, тихо, но непомерно тяжело вздыхающую, лёжа у неё на коленях. И всё что оставалось графине, делиться незримым душевным теплом и смирением, поглаживая сухими пальцами пряди светлых волос Амелии.
– Может, ты всё-таки что-нибудь поешь? – нарушила молчание Гризельда, большую часть времени проводящая также в комнате женщины, сидя на табурете недалеко от кровати, иногда изрекая то сочувственные, то, как ей казалось, ободряющие фразы.
Женщина покачала головой, всё так же, как и раньше, глядя в одну точку где-то впереди себя.
– Теперь Аннамари на небесах с Господом, – снова заговорила хозяйка, спустя минуту. – Поёт вместе с ангелами хвалебные песни.
На миг в комнате воцарилась тишина.
– Она так пела, – прошептала вдруг Амелия, и графиня в недоумении глянула на неё – эта фраза была первой спокойной речью за все три дня, которые они находились в Волдрене. До этого женщина лишь рыдала и невнятно корила себя и весь белый свет за случившееся.
