Нет в руках у меня ни пера, ни угля,
Только камни бездушные слышат слова.
Как тебе передать? Правду как рассказать?…
Ветер вольный, послушай меня…
Музыканты, чуть помедлив, но так и не вспомнив напетой мелодии, тихо вступили, стараясь не отставать от слов.
На крылах унеси для любимого весть,
Мою песню ему прошепчи:
В замке дремлет дракон, здесь ловушек не счесть
И к воротам пути не найти.
Стережёт мой покой у дверей часовой,
Ни на миг не сводя с меня глаз.
Хоть и свидеться раз есть возможность сейчас,
Но в побеге нет счастья для нас…
Я привыкну к стенам, что меня окружат
И к бездушным привыкну камням.
Пусть не гибнут за зря, жизнью пусть дорожат
Те, кто вызволить хочет меня.
Затихает и горлица в пасти змеи,
Отдаётся в плен хладных колец,
Позволяет отраве в тело войти
И со смертью идёт под венец.
Ветер вольный лети, мою песню неси,
Спой любимому наедине:
Ядом полнится кровь, я прошу вновь и вновь…
Позабудь, милый друг, обо мне!
Песня на секунду стихла и снова продолжилась медленно:
…и не сбросить оков… Я прошу вновь и вновь…
Позабудь, милый друг, обо мне…
Девушка замолчала, всё также не сводя глаз с одной единственной маски, застывшей в толпе, взорвавшейся очередным шквалом рукоплесканий. Вдруг парень напротив на миг отвернулся, затем снова взглянул ей в глаза с пронзительной уверенностью и в момент скрылся из виду. Мари оставалось лишь гадать, как понял он её слова, но сомнений почти не возникало – Уильям всё сделает по-своему.
Она медленно спустилась по мраморным ступеням, изо всех сил усмиряя колотящееся в груди сердце – страх неизвестности становился всё сильнее с каждым шагом по красной ковровой дорожке. Своего масла в ледяной пожар её ужаса подлил Аделард, неожиданно поднявшийся из кресла. Он тихо обратился к супруге, та отрешённо кивнула, украдкой поглядывая на подходящую ближе девушку.
– Я покину вас ненадолго, – повернулся к ней герцог. – Оставайтесь с гостями.
От его мимолётного, ничего не выражающего взгляда, Мари едва не потеряла сознание. Страх уверенно шептал, что всё кончено, что её спаситель раскрыт и вот-вот окончательно увязнет в хитрой ловушке. Девушка, едва дыша, заняла своё место, пытаясь незаметно найти в толпе невзрачную чёрную маску, но ни Уильяма, ни его спутников нигде не было видно.
– Вам нехорошо? – тихий голос Ребекки заставил Мари вздрогнуть. Взяв себя в руки, она взглянула на герцогиню. Лицо её уже не было таким равнодушным, в глазах читалось неподдельное беспокойство.
– Мне немного душно, – пролепетала она, в страхе осторожно поглядывая по сторонам – не притаился ли где рядом любопытный «слуга».
– Мой сын сейчас стоит у колонны справа от нас, – спокойно произнесла Ребекка. – Его я узнаю под любой маской. Пока он занят разговорами со свитой посла Сэфпейса, вы можете не бояться.
– Вы знаете? – нерешительно произнесла девушка, теребя золочёную тесьму рукава. – И вправду верите мне?
– Я вижу, что вы боитесь Болдера, – она опустила глаза. – Я тоже боялась Аделарда… И могу понять.
– Он угрожает убить моих родных, если я не буду молчать, – едва не плача, произнесла Мари. – А сейчас я боюсь за своего брата…
– За графа Уильяма? – удивилась Ребекка, украдкой глянув на сына.
– Да… Он здесь и, – глаза девушки вдруг выловили в толпе знакомую птичью маску. – Один из его друзей, – шепнула Мари, – в зале… Где же Уильям?
– Оставайтесь здесь, – произнесла герцогиня, поднимаясь из кресла. – Я должна кое-что проверить.
Девушка закусила губу, глядя, как она чинно покидает тронную нишу и проходит с учтивой улыбкой мимо расступившихся гостей к боковой двери, за которой несколько минут назад скрылся её супруг.
«Что если Ребекка не поверила? – Мари зажмурилась в попытке собраться с мыслями, сейчас каждый казался ей предателем. – Нельзя больше никому ничего говорить, – она снова открыла глаза, ища взором маску барона Ливио. – Никому, кроме самого Уильяма».
– Я погляжу, тебя все покинули, – раздался вдруг мужской голос над самым ухом. Мари медленно повернулась, едва унимая дрожь. – Подаришь один танец своему будущему супругу?
* * *
– Что ты узнал? – сложив руки на груди и даже не взглянув на спутника, спросил Вильгельм, когда Удо вернулся.
– Что у твоей возлюбленной чудесная улыбка, – усмехнулся монах.
– Не нужно, – осторожно предупредил Анкэль, глядя на белеющие костяшки пальцев правителя. – Ты поступил опрометчиво. Должен был хотя бы посоветоваться.
– Тогда влезать в ваши дрязги было бесполезно, – надулся Удо. – Я хотел помочь.
– Так что ты узнал? – блеснул глазами Вильгельм.
– Что маркиз будет в красно-золотой маске дьявола, – вздохнул лазутчик, – что тебе угрожает опасность в его лице, и что Мари хочет взглянуть на тебя хотя бы одним глазком.
– Правда? Она ждёт встречи? – он мгновенно позабыл о злости и, едва скрывая волнение, обернулся, тут же встретившись взглядом с бело-золотым ангелом. Сердце на миг замерло и тут же тревожно кольнуло – девушка поднялась со своего места и застыла, глядя прямо ему в глаза.
– Что случилось? – настороженно зашептал Удо.
Мари уже медленно шагала по ковровой дорожке в сторону музыкантов. Вильгельм осторожно пробрался ближе, не сводя глаз с взволнованной графини, когда та поднялась по ступеням и, помедлив несколько секунд, вновь запела:
Нет в руках у меня ни пера, ни угля,
Только камни бездушные слышат слова.
Как тебе передать? Правду как рассказать?…
Ветер вольный, послушай меня…
На крылах унеси для любимого весть,
Мою песню ему прошепчи:
В замке дремлет дракон, здесь ловушек не счесть
И к воротам пути не найти.
– Это предупреждение? – вновь у самого уха зашептал Удо. – Она поёт о ловушках.
– Я слышу, – шикнул правитель. – Дай дослушать.
…Хоть и свидеться раз есть возможность сейчас,
Но в побеге нет счастья для нас…
Вильгельм нахмурился. «В побеге?» – он мотнул головой, снова вслушиваясь в слова.
Я привыкну к стенам, что меня окружат
И к бездушным привыкну камням.
Пусть не гибнут за зря, жизнью пусть дорожат
Те, кто вызволить хочет меня.
Затихает и горлица в пасти змеи,
Отдаётся в плен хладных колец,
Позволяет отраве в тело войти
И со смертью идёт под венец.
Ветер вольный лети, мою песню неси,
Спой любимому наедине:
Ядом полнится кровь, я прошу вновь и вновь…
Позабудь, милый друг, обо мне!
– Ты ведь не сказал ей? – вдруг осенило парня. – Ничего про меня не сказал? – повернулся он к Удо.
