— Шесть? — прищурилась Ленская и быстро пересчитала.
Портретов было пять. Ясно, что под шестым портретом была спрятана картина, которую привезли из Венеции. И подменили потом портрет адмирала Морозини. Но как же Старыгин, реставратор с мировым именем, не заметил подделки? Или это была не подделка, а другая картина того же художника? Ох, господин Старыгин, добраться бы до вас да допросить хорошенько!
— Я не знаю, куда он делся, по моим данным, его не продавали… — Свидетельница снова заволновалась.
«Еще бы его продавали», — вздохнула Ленская и спросила, есть ли фотография хозяина магазина.
— Да вот, пожалуйста! — Женщина подала ей красочный глянцевый проспект.
Хозяин был не то чтобы очень хорош, но мог произвести впечатление. Лет прилично за сорок, довольно высок, худощав, седеющие волосы собраны сзади в хвост. Были на фотографиях с ним рядом какие-то люди, один — в коричневом монашеском одеянии. На одном снимке мелькнула сегодняшняя свидетельница — стоит позади всех и смотрит на хозяина преданным собачьим взглядом.
«И чего они все так замуж хотят?» — снова мысленно вздохнула Ленская, и тут же в голове ее возникла еще одна мысль, которую нужно было срочно проверить.
— Скажите, Мария…
— Можно без отчества! — замахала та руками.
— Вы — женщина внимательная, все замечаете, все запоминаете… Вы не видели у директора вашего на затылке татуировку… вот такую? — Ленская быстро нарисовала на бумаге нечто, напоминающее знак вопроса, только без точки. — Ну, случайно, может, взгляд бросили, у него волосы в хвост убраны, затылок открыт…
— Я… — свидетельница покраснела, а Ленская постаралась убрать из своих глаз мудрое всепонимающее выражение, — я… да, видела. Спросить, конечно, постеснялась, что это такое, да все равно бы он, наверное, не ответил.
— Это уж точно, — вздохнула Ленская.
— Мы закончили, — подошел Николай, — больше ничего интересного нету. Едем по адресу?
— Едем, да только вряд ли его там найдем. Ты вот что, свяжись с сотрудниками в аэропорту и спроси, не вылетал ли Кузнецов Александр Викторович, не обязательно в Венецию, вообще куда-то… предположительно в Европу.
— Алессандро… — прошелестела свидетельница, — он так себя называл… В общем, я пока дела в порядок привожу, магазин открывать не собираюсь. Чует мое сердце — потеряю я скоро работу.
Ленская взглянула на свидетельницу одобрительно — не совсем безнадежна, все же обладает какими-то зачатками здравого смысла и рассудительности.
Старыгин спустился на десяток ступеней. Пока свет из церкви еще проникал в потайной ход, но с каждым шагом становилось все темнее и темнее, как будто он спускался в темное бездонное озеро. И вдруг плита над его головой со скрипом сдвинулась и встала на прежнее место, сомкнувшись с остальными плитами пола.
Старыгин оказался в непроглядной темноте, и на него накатил внезапный страх.
Впрочем, уже через мгновение он привык к этой темноте и понял, что она не так уж непроглядна: спереди, точнее — снизу просачивался какой-то робкий, едва различимый свет, в котором можно было разглядеть уходящие в подземелье ступени.
Старыгин колебался не дольше нескольких секунд — и продолжил спускаться: он оказался на пороге тайны и не мог отступить. К тому же вряд ли он сможет открыть снизу каменную плиту.
Спуск продолжался недолго.
Лестница кончилась.
Старыгин оказался перед невысокой дверью, обитой железом. Рядом с этой дверью к стене был прикреплен медный подсвечник, в котором тускло горел огарок свечи.
Старыгин остановился в раздумье.
Судя по всему, Анджела Контарини только что прошла этим же самым путем, спустилась в это же подземелье. Возможно, это то самое подземелье, в котором ее отдаленный предок замуровал свою несчастную жену и грудного ребенка?
Но почему именно сегодня, после посещения палаццо Контарини, она направилась сюда? Из-за той надписи, которую они прочли на рубище апостола?
Значит, эта надпись что-то ей сказала? Сказала больше, чем ему, Старыгину? Сказала что-то очень важное, что-то такое, чем она не захотела с ним делиться?
В общем, это совсем неудивительно: это история ее предков, история ее собственной семьи. Не всякий захочет посвящать в нее посторонних людей.
Но как объяснить ее встречу с Чумным Доктором?
Если Старыгин не ошибся, этот зловещий персонаж передал ей ключ. Ключ от этого подземелья. Стало быть, они действуют заодно, у них какие-то общие подозрительные дела? И тогда в какой роли они используют его, Старыгина?
Он тут же напомнил себе, что он случайно увидел Анджелу в этой церкви, он и зайти-то решил сюда тоже по чистой случайности. Но все же сейчас нужно выяснить, что за загадку ему задали там, во дворце Контарини.
Старыгин взялся за ручку двери, потянул ее на себя.
Дверь, хотя и не без труда, подалась.
Должно быть, Анджела открыла ее тем ключом и не стала запирать за собой…
Старыгин открыл дверь и вошел.
За дверью оказался темный коридор.
Старыгин на мгновенье замешкался, вернулся, взял из стенного держателя подсвечник с горящим огарком и только после этого снова вошел в подземный коридор.
Он шел вперед, высоко подняв над головой свою свечу и вглядываясь в темноту. Он не знал, что скажет Анджеле, если встретит ее в этом подземелье, и подавно не знал, что она ему ответит. В конце концов, проблемы нужно решать по мере их поступления.
Пока он шел в темноту, стараясь не производить лишнего шума.
Вдруг впереди раздался громкий скрип.
Старыгин сделал еще несколько шагов — и разглядел заржавленную металлическую решетку, которая перегораживала подземный коридор от стены до стены. То есть она должна была его перегораживать, но кто-то ее открыл, и теперь она с неприятным скрипом раскачивалась на петлях.
В подземелье не было сквозняков, значит, решетку открыл человек. Человек, который только что прошел по этому коридору. Скорее всего, это была Анджела Контарини.
Эта мысль придала ему сил. Все же он не один в этом мрачном подземелье, а уж графиня-то знает, что делает.
Старыгин пошире открыл решетку и осторожно прошел в отгороженную часть коридора. Слева от него на стене был закреплен железный подсвечник вроде того, который он держал в руке. Старыгин поднес к нему свой огарок. Свеча загорелась, и в подземелье стало немного светлее. В этом свете Старыгин различил впереди какую-то двигающуюся тень.
— Анджела! — окликнул он, не сомневаясь, что впереди идет его итальянская коллега. — Анджела, постойте! Подождите минутку! Нам нужно поговорить!
Он решил, что не может больше скрываться и подсматривать, это противно его натуре. Он должен откровенно рассказать ей все — про подмененную картину, про неизвестного покойника в Эрмитаже, а за это он потребует ответной откровенности.
