— Нет, спасибо…
Дама исчезла, но Старыгин недолго оставался в одиночестве: почти сразу из-за бархатной портьеры в глубине комнаты появился удивительно маленький человек лет пятидесяти, с живыми темными глазами, блестящими и выпуклыми, как две виноградины, и буйной, черной, как смоль, шевелюрой.
— Здравствуйте, синьор! — проговорил коротышка красивым бархатным голосом, подкатившись к Старыгину. — Манчини. Луиджи Манчини.
— Старыгин… — представился в ответ Дмитрий Алексеевич и для солидности добавил: — Доктор Старыгин.
— Рад знакомству… друзья синьоры графини — мои друзья… — Коротышка поднял Старыгина из кресла и запорхал вокруг него, тут и там прикладывая портновский метр. — Моя семья держит это ателье уже триста лет… кто только не шил у нас! Беллини — не дож, конечно, а композитор… Манин — тот самый, чей памятник вы наверняка видели… значит, вам нужен смокинг?
— Да, только он мне нужен напрокат. Я в Венеции ненадолго, и вечером мне нужно присутствовать на приеме в музее Коррер…
— Понятно, понятно! — Портной продолжал свой танец вокруг клиента. — Что ж, у вас прекрасная фигура, так что подобрать для вас смокинг не составит труда… Андреа!
На этот возглас тут же явился молодой человек. Несмотря на вполне приличный рост, он был удивительно похож на коротышку-портного — должно быть, это был его сын, наследник трехсотлетней династии.
— Андреа, господину доктору нужен смокинг. Принеси на всякий случай два… ну, ты знаешь, какая модель ему нужна.
— В-17, — ответил молодой человек, окинув Старыгина быстрым взглядом.
— Конечно, В-17. Принеси графит и ивуар…
Наследник исчез, чтобы вернуться через пять минут с двумя смокингами на плечиках — один черно-серый, другой — цвета слоновой кости.
— Примерьте, господин доктор!
Старыгин надел темный смокинг.
Шелковистая ткань облила его, как вторая кожа, но портной зацокал языком:
— Придется немного подправить здесь и здесь… — Он жестом фокусника вынул изо рта несколько булавок и заколол смокинг в двух местах. — Вот теперь будет хорошо!
Андреа пододвинул к Старыгину большое зеркало на колесиках, и Дмитрий Алексеевич увидел в нем моложавого аристократа с величественной осанкой.
— Неплохо, неплохо! — проворковал за его спиной портной. — А теперь примерьте ивуар…
— Нет, не стоит! — отмахнулся Старыгин, завороженный своим преображением.
— Нет, стоит! Вы должны сравнить!
Он уже снял со Старыгина первый смокинг и надел на него второй — светлый, теплого, чуть желтоватого оттенка.
Старыгин взглянул в зеркало — и растерялся: этот смокинг был еще лучше первого. Но тут же он мысленно одернул себя — все же он идет на прием в музей, а не в казино…
— Пожалуй, все же первый! — решил он.
— Что ж, наверное, вы правы. Он действительно больше подходит для официального приема. Но всегда нужна возможность выбора. Только она делает нашу жизнь интересной и осмысленной.
Портной помог Старыгину снять смокинг и жестом фокусника перебросил его в руки сына, который тут же исчез за портьерой.
— Подождите несколько минут, синьор доктор, ваш смокинг будет готов совсем скоро. А пока могу предложить вам чашечку кофе…
Старыгин хотел вежливо отказаться, но портной замахал руками:
— Только не отказывайтесь! Такого кофе вы больше нигде не попробуете! Его рецепт хранится в нашей семье триста лет!
— Те же триста лет, что существует ваше ателье?
— Совершенно верно! Мой предок женился на дочери турецкого коммерсанта, которая принесла ему в приданое деньги на обустройство ателье и старинный турецкий рецепт кофе.
Старыгин был заинтригован и согласился на кофе.
И ему не пришлось об этом пожалеть: кофе действительно был великолепен, в меру сладок, с чудесным ореховым привкусом и легкой горьковатой нотой. Самое же главное — от этого кофе душу Старыгина наполнили радость и оптимизм.
— Это восхитительно! — проговорил Дмитрий Алексеевич, отставляя пустую чашку.
— Ну, вот видите, я же вам говорил!
Тем временем сын портного вынес аккуратно упакованный смокинг.
Старыгин расплатился (с него взяли не так много, как он ожидал, — видимо, портной сделал ему скидку как знакомому синьоры Контарини) и отправился в гостиницу.
Вечером он вошел в холл музея, предъявив охраннику именное приглашение.
Здесь уже не было обычных посетителей, музей был закрыт для них, в нем проходил торжественный прием.
Старыгин поднялся по широкой мраморной лестнице, вошел в широко открытые двери и оказался в огромном бальном зале.
Зал был заполнен нарядной публикой — мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях. Между ними сновали, разнося бокалы с шампанским и легкие закуски, официантки в ярких, осыпанных блестками платьях и полумасках.
В центре зала находился виновник торжества — на подставке красного дерева красовался портрет адмирала. Рядом с портретом стояла какая-то знатная дама поразительной красоты, в которой Старыгин не сразу узнал Анджелу Контарини.
На Анджеле было удивительное платье того теплого густо-зеленого оттенка, каким бывает только Адриатическое море в полдень. Волосы цвета палой листвы были уложены в сложную высокую прическу, в ушах и на пальцах сверкали изумруды. Эта великосветская красавица вполголоса разговаривала с представительным пожилым господином с небольшой черной бородкой.
Старыгин встал так, чтобы прежде времени не попасться ей на глаза, и рассматривал ее украдкой. Что ж, госпожа графиня хороша, хороша необыкновенно. Но что скрывается за этой благородной красотой? Знала ли она, что вчера вечером его бросили в каменном подземелье одного, без сознания, в полной темноте? Если знала и спокойно ушла, то это не женщина, а монстр. А если она не только знала, но и нарочно заманила его туда? Но для чего? Чтобы он умер там от голода или, паче чаяния, его загрызли бы крысы?
От этой мысли Старыгин вздрогнул и едва не застонал. Анджела повернула голову, почувствовав его взгляд, он еле успел придать лицу глуповатое выражение.
У нее в глазах ничего не мелькнуло. Либо эта женщина прекрасно владеет собой, либо она и правда не знала, что он был в церкви Сан-Заккария. Она была в полной уверенности, что он просто гуляет по вечерней Венеции, прочтет ее записку и явится на прием без опоздания. И если он сейчас отзовет ее в сторонку и начнет выяснять отношения, она просто рассмеется ему в лицо. Какая церковь, какое подземелье, господин Старыгин просто переутомился, и ему чудится разное-всякое. То представит несуществующую церковь, то примет за графиню Контарини совершенно постороннюю женщину. Что ж, в Венеции это бывает, сказочный город…
Нет, нужно делать вид, что ничего не случилось.
