— Теперь я вижу, что вы — настоящая графиня! — восторженно проговорил Старыгин, подходя к своей преобразившейся коллеге.
— Вы тоже неплохо выглядите! — Анджела оглядела его с одобрительной улыбкой. — Луиджи, как всегда, постарался… триста лет что-нибудь да значат!
Тут же, не меняя выражения, она проговорила, обращаясь к своему пожилому собеседнику:
— Господин министр, позвольте представить вам подлинного виновника сегодняшнего торжества. Доктор Старыгин из Эрмитажа, это он привез нам эту замечательную картину… если бы не он, мы не увидели бы этого портрета… а это — синьор Кавальери, он очень много делает для нашего музея…
— Очень рад знакомству, — проговорил министр, кисло улыбнувшись.
— Синьора графиня преувеличивает мои заслуги, — скромно проговорил Старыгин. — Я — всего лишь сопровождающее лицо при портрете, тот, кого называют «плюс один»…
— Не нужно скромничать! — возразила Анджела. — Ведь это вы отреставрировали картину, и отреставрировали прекрасно!
Старыгин не успел ей ответить, потому что в этот самый момент громко заиграла музыка. Дмитрий обернулся и увидел в глубине зала музыкантов в костюмах восемнадцатого века и в ярких венецианских масках. Они исполняли «Времена года» Вивальди, причем на подлинных старинных инструментах.
Тут перед внутренним взором Старыгина появилась картина в подземелье, апостол с лютней в руке… или это была не лютня? Вот прекрасный случай выяснить, что это за инструмент!
Извинившись перед Анджелой, Дмитрий подошел ближе к музыкантам, чтобы разглядеть их инструменты. Однако ни один из них не был похож на инструмент с картины.
— Не знала, что вы такой любитель музыки! — проговорила, подходя к нему, Анджела. — Впрочем, как всякий культурный человек, вы разносторонни. Настолько разносторонни, что бросили бедную девушку ради Вивальди…
— Простите, доктор! — ответил Старыгин, смущенно улыбаясь. — Или лучше называть вас синьора графиня? Я думал, что у вас с министром какие-то секретные переговоры.
— Секретные? — Анджела делано рассмеялась. — Ничуть не секретные. Просто скучные. Вы же тоже работаете в музее и знаете, как это бывает — гранты, отчеты, финансирование…
— Даже сегодня? Ведь сегодня — праздник…
— Что поделаешь! Работа есть работа. А если вас так интересует музыка, я могу познакомить вас с руководителем этого ансамбля. Он — мой старинный знакомый…
Музыканты как раз закончили первую часть концерта и сделали маленький перерыв.
Анджела подошла к одному из них, высокому мужчине в лиловом камзоле и черной с серебром маске:
— Маттео, познакомься, это мой коллега из России, доктор Старыгин. Он большой любитель и знаток старинной музыки.
Тут же она перехватила чей-то взгляд и извинилась:
— Простите, я должна вас ненадолго покинуть.
Оставшись наедине с музыкантом, Старыгин проговорил:
— Анджела несколько преувеличила. Я не такой уж любитель старинной музыки и уж вовсе не знаток.
— Синьора графиня любит преувеличения! — По интонации музыканта Дмитрий Алексеевич почувствовал, что тот улыбается, но маска оставалась безучастной.
— Как это удобно — носить маску! — произнес Старыгин, не зная, о чем еще говорить. — Вы можете не следить за выражением своего лица. Маска позаботится об этом за вас.
— Да, это действительно удобно! — согласился с ним музыкант. — Маска решает множество проблем! Прежде, когда жители Венеции могли большую часть года ходить в масках, жизнь была проще. Проще и интереснее. Но вы, кажется, хотели меня о чем-то спросить?
— Как вы догадались?
— Маска делает людей очень наблюдательными! Из-под нее можно без опаски следить за собеседником.
— Да, вы правы, я хотел задать вам один вопрос… — Старыгин достал сложенный вдвое билет на вапаретто, разгладил его и показал собеседнику рисунок, который сделал в подземелье. — Вы наверняка знаете, что это за инструмент.
— Интересно… — Музыкант вгляделся в рисунок. — Очень интересно… это не виола, не лютня, хотя и очень похоже… знаете, вы поставили меня в тупик.
— Неужели? Ведь вы — специалист!
— Представьте себе! Единственное, что я могу вам посоветовать — сходите в церковь Сан-Маурицио, там находится музей музыкальных инструментов. Там вы можете найти этот инструмент или, во всяком случае, спросить о нем тамошнего смотрителя, синьора Томмазо Гвадичелли. Уж он-то наверняка вам поможет!
Музыкант взглянул на часы и извинился:
— А сейчас, простите, мне нужно продолжить выступление…
И ансамбль снова заиграл Вивальди.
Старыгин, покинув музыканта, отправился на поиски Анджелы. Он хотел узнать у нее, где находится церковь Сан-Маурицио, чтобы пойти туда завтра с утра пораньше.
Однако она словно сквозь землю провалилась. Старыгин уже обошел весь зал, как вдруг перед ним остановилась официантка в маске и костюме Коломбины.
— Доктор Старигин? — осведомилась она мелодичным голосом.
— Да, это я.
— Тогда это письмо адресовано вам. — Девушка протянула ему поднос, на котором, между двумя бокалами шампанского и канапе с фуа-гра, лежал узкий конверт. На этом конверте от руки, явно измененным почерком было написано: «Доктору Д. Старыгину».
Дмитрий поблагодарил девушку, взял конверт и распечатал его.
Внутри находился небольшой листок бумаги, на нем было всего несколько слов, написанных тем же измененным почерком:
«Если хотите все понять, приходите к «Двум венецианкам» через пять минут».
И все — ни подписи, ни пояснений.
Если хотите все понять…
Соблазн был слишком велик. Кто же не хочет все понять — даже если не знает, что под этим имеется в виду!
Старыгин помнил, в каком зале находится знаменитая картина Карпаччо «Две венецианки». Он вышел из шумного зала и направился по анфиладе музейных помещений.
Музыка и гомон праздника остались позади, Старыгин погрузился в ту особую, удивительную тишину, которая бывает только в опустевшем музее. В залах было оставлено только тусклое дежурное освещение, и из полутьмы на Старыгина с высокомерным неодобрением смотрели политики и аристократы давно минувших времен.
То ли от этих взглядов, то ли от царящей в музее загадочной полутьмы Дмитрий почувствовал какую-то тревогу и беспокойство. Идти с каждым шагом становилось труднее, как будто к его ногам были привязаны чугунные ядра, и Старыгин невольно замедлил шаги.
Наконец он вошел в нужный зал.
В полутьме ярким пятном выделялись золотистые волосы женщин.
Старыгин почувствовал себя как-то неуютно и отступил к окну.
Наступила тревожная, напряженная тишина.
