Пожилая Фрессиа резко, насколько это было возможно для ее почтенного возраста, поднялась со своего места.
– Потерпи милая, я вернусь с «мачи». Это очень хорошая женщина. Она даст тебе обезболивающего отвара. Ты, видать, сильно ударилась головой, когда упала во время землетрясения.
Фрессия подошла к Виктору и пощупала его шишку за ухом.
– Хоть и большая, но мягкая, – сказала она Лаврову по-испански. – Тебе тоже не помешает выпить обезболивающего отвара, юноша.
Анабель быстро перевела слова старухи на русский. Виктор был обескуражен. Вот уже лет тридцать никто не называл его юношей, но от этого даже стало как-то тепло на душе. С годами все больше людей перестают называть тебя сначала мальчиком, потом молодым человеком, потом мужчиной, а потом ты можешь стать дедушкой даже для пятидесятилетних. Что ж, жизнь есть жизнь…
– Чем это меня так саданули, бабушка Фрессиа? – спросил старуху «внучек» Лавров.
– Это – «лонко куилл куилл». Ее делают из дерева «лума», тяжелого и прочного, как железо. Ударом такой палицы можно свалить даже лошадь.
С этими словами Фрессиа жестом подозвала какого-то мальчика посторожить пленников, а сама ушла к шаманке «мачи». Привязанный Кремень, увидев старуху, замычал, забился, точно теленок на приколе, но пожилая индианка обратила на него внимание не больше, чем на пустое место.
Виктор поднялся с утоптанного земляного пола «руки» и подошел к дверному проему.
– Что такое «лонко куилл куилл»? – спросил журналист у аргентинки, глядя на улицу.
– Это у них такая дубинка, вроде… – Анабель задумалась и вдруг выдала. – Палица! Есть такое слово в русском языке?
– В русском языке много слов, – грустно ответил Лавров, глядя, как мечется из стороны в сторону Кремень. – Некоторые даже страшно произносить…
На свист индейского мальчишки, которого Фрессиа оставила охранять пленников, прибежала такая же чумазая детвора. Они поглазели на Виктора, что-то лопоча, и принялись играть в какую-то игру на пальцах, очень похожую на «камень-ножницы-бумага».
Окрестности озера Лаго Буди, видные из дверного проема «руки», выглядели довольно нетипично для Южной Америки. Как ни странно, эти места напомнили Лаврову Вышгородское водохранилище: сосны, березки, луга, пасущиеся коровы и лошади. Полное ощущение, что пока он был связанный и без сознания, его перевезли домой, в Украину. Стояла летняя теплынь со стрекозами.
– Ты можешь выйти, – сказал по-испански индейский мальчик. – Только не убегай, очень тебя прошу!
– Ну, раз просишь – не буду, – улыбнулся Лавров и похлопал себя по многочисленным карманам операторского жилета. В одном нашелся маленький тубус с мыльной водой – детская игрушка для выдувания мыльных пузырей.
Милая привычка младшей дочки Даши, которая любила подшутить над папой, когда он уезжал в командировку. Виктор постоянно натыкался в поездках то на «чупа-чупс» в кармане кофра от телекамеры, то на «фенечки» в одном из отсеков рюкзака. Еще в гостинице Сантьяго он обнаружил у себя в операторском жилете мыльные пузыри. Хотел выложить, но закрутился и забыл.
– Пригодились! – улыбнулся украинец, глядя на Анабель.
Виктор отдал «пузыри» мальчику, предварительно показав, как дуть. Индейский сорванец пришел в неописуемый восторг. Он принялся выдувать гирлянды радужных шаров, а остальная индейская детвора бегали за ним по всей лужайке перед соломенной хижиной, неистово визжа. Часть шаров достигала левады, где из-за детских криков тревожно прядали ушами пегие индейские лошадки.
Виктор еще раз обстучал все карманы и… о радость! Его смартфон был цел и невредим. Индейцы не умели брать в плен по-настоящему. Никто не удосужился тщательно вывернуть все карманы Лаврова.
Журналист попытался позвонить Абелю Касти, но сигнал не пробивался. Виктор походил по лужайке, подыскивая, где на экране покажется сигнал хорошего приема. Но выше одного «пенечка» связь не улучшалась. Тогда он написал СМС и подошел к машине, вытащив кляп изо рта затихшего Кремня.
– Сережа, не кричи, – попросил Виктор больного.
От звуков родной речи Кремень слегка взбодрился и протянул связанные руки. Виктор с трудом развязал кожаные путы. Никто не попытался его остановить или побить дубинкой с таким чудным названием «лонко куилл куилл».
Индейский дом «рука» был прямоугольным и длинным, с двускатной крышей, как ленинский шалаш в Разливе, его соломенные стены были скреплены стеблями ползучих растений. Сверкающий на солнце Cadillac Escalade с выбитыми стеклами, стоящий перед соломенным домом мапуче, выглядел инопланетной летающей тарелкой. Виктор, пробравшись с Кремнем через играющих в салочки индейских детей, зашел обратно в «руку». Внутри дома был земляной очаг с железной решеткой над ним, на которой покоились старые алюминиевые кастрюли. Мебели был самый минимум – открытый кухонный шкаф с утварью, широкие топчаны вдоль стен и деревянные сундуки с плоскими крышками. Стоял сильный запах кострища, смешанный с ароматом старой соломы и влажной шерсти.
Лавров отыскал воду, напоил Сергея, усадил его в тихом уголке, накрыв жестким шерстяным одеялом.
– Анабель, – обратился Виктор к девушке, тихо постанывавшей под мокрым полотенцем. – Ты откуда язык индейцев знаешь?
– Часть мапуче живет у нас, в Аргентине, – отозвалась Феррер. – Я в детстве играла с их детьми на ранчо моего деда. Мы говорили на наречии мапу-дунгун, а вообще у мапуче разные диалекты. Но мапу-дунгун понимают все.
В дверном проеме появился юный индейский страж, слегка кивнул Виктору, рассеянно оглядел Кремня и сказал Анабель, что шаманка «мачи» сейчас будет. Он ушел, и Виктор опять потрогал свою шишку.
– Сейчас меня полечат, и эта шишка станет елью…
Немного погодя снова возник мальчуган, заговорщицки ухмыляясь, проследовал мимо Лаврова и сел ковырять палкой в очаге. Потом появилась бабушка Фрессиа в сопровождении шаманки «мачи» лет тридцати. В руках у «мачи» была черная тыква, а на голове красовалась эффектная кожаная лента, блестевшая от перламутровых раковинок. Вид у нее был мрачный и усталый, она прошла мимо Виктора и Сергея, словно украинцы в индейском доме – самое обычное дело.
– Так-так. Вот и мы, – Фрессиа довольно хихикнула.
– Кажется, ей хуже… – начал было Виктор, но шаманка подняла руку, давая понять, что все под контролем, и он умолк.
Шаманка села рядом с Анабель и положила ей на лоб руку. Потом вытащила из тыквы затычку и налила в миску белесого напитка. Вторую миску с мутным пойлом шаманка протянула Лаврову.
Анабель и Виктор с очень серьезным видом выпили.
– Вроде полегче, – сказал по-русски Лавров после некоторого молчания. – Анабель, переводи, раз испанский тут не в чести. Да я его толком-то и не знаю.
– Помогите еще одному человеку, – сказал Виктор, обращаясь к индейским женщинам. Феррер перевела.
