«Забавно. У них «чойки», у нас – сойки…» – заметил для себя Виктор, делая раскадровку слаженного танца ребятишек.
Потом Маурисио провел фотографа по селению. Виктор снимал, как взрослые индейцы занимаются тем же, что и многие поколения их предков – сельским хозяйством. Выращивают картофель и кукурузу, пасут свиней с ярмом на шее, чтобы не потравили огороды. Доят комолых коров, пасут лошадей.
На меже между полями разновозрастные мужчины играли во что-то, похожее на хоккей на траве.
– Это национальная игра мапуче, называется «палин», – пояснил Маурисио и дал знак односельчанам, чтобы не отвлекались на белого фотографа.
Мячом индейцам служил шар, сшитый из кожи. Поле для игры было довольно узким, всего семь метров. Зато очень длинное – метров полтораста.
– Побеждает команда, которая забьет четыре гола подряд, – ответил Маурисио на вопрос фотографа. – Если сами пропустили мяч, все предыдущие голы не считаются.
«Вот бы у нас «Динамо» с «Шахтером» так в футбол играли. И на глупости на пресс-конференциях не было бы времени…» – подумал Виктор и спросил:
– Это же сколько они так могут играть?
– Иногда несколько дней.
Лавров раскадровал общие планы, снял с нескольких ракурсов разгоряченные смуглые лица игроков, самодельные клюшки из кривых толстых веток, ликование забивших гол «палинистов».
– Давно у вас эта игра? – спросил он, запыхавшись, степенного Маурисио.
– Всегда была, еще до прихода европейцев, – ответил мапуче.
Наконец Маурисио отвел фотографа к главе совета старейшин.
– Это фотограф из Европы, – представил Маурисио украинца седому коренастому индейцу, одетому в пыльные мешковатые брюки, полосатую рубашку с грязно-желтым пуловером и коричневый пиджак. Бородатую голову венчала видавшая виды темно-зеленая шляпа.
– Это Сегундо Эральдо Лефикео, – представил Маурисио старейшину Виктору Лаврову.
Они по-европейски пожали друг другу руки.
Виктор сделал несколько портретных снимков, всякий раз после серии кадров показывая на экране Nikona, что получается. Старик остался доволен.
– Разрешите вопрос, уважаемый, – обратился к старику Лавров. Он сказал «уважаемый», потому что на самом деле уж забыл его тройное имя.
– Спрашивай.
– «Мачи» сказала, что нас обменяют арабам на оружие.
– Да, так и будет.
– А зачем вам оружие?
– По Закону об аборигенах 1993 года на каждую нашу семью выделяется всего два гектара. Но нам принадлежит вся эта земля! И мы вернем ее себе. По справедливости, одна пятая всей территории Чили должна принадлежать мапуче. Мы хотим быть единственными хозяевами на своих исконных землях. Без оружия эти требования никто не выполнит. Вот почему нам нужно оружие.
– В Испании каталонцы, на Ближнем Востоке курды, на Юкатане майя, здесь – мапуче. Везде одно и то же. Все борются с одной зависимостью, чтобы попасть под другую, – не сдержал сарказма Лавров.
– До прихода испанцев мы жили гораздо лучше. Триста пятьдесят лет мы с ними воевали – победить они нас не смогли. Теперь нам приходится противостоять чилийской государственной машине. Мы требуем, чтобы наши дети учились на родном языке. Чтобы программа образования была составлена с учетом индейских традиций. Если бы не потребность в оружии, я не отдал бы тебя арабам, а просил остаться у нас и преподавать детям. Они тебя полюбили.
– Да уж, мне тоже не улыбается снова попасть в лапы «Аль-Каиды», уважаемый вождь! – признался Виктор.
В это время в соломенном доме «рука» шаманка острым ножом сбрила седые волосы с головы злосчастного Кремня и обмазала ее кукурузным тестом. Сергей поначалу испугался ножа, но шаманка успокоила его добродушным воркованием на своем наречии, и безумец не сопротивлялся.
Бабушка Фрессиа ассистировала шаманке, тоже приговаривая что-то по-индейски и помешивая в горшке варево из грибов и трав. Затем она дала Сергею испить обжигающий бульон из большой деревянной ложки. Тот шумно втянул в себя жидкость. Казалось, она мгновенно растеклась по его жилам, по всему телу и теплая безмятежность укутала его воспаленное сознание. Женщины запели древний гимн, ритмично ударяя в закопченный бубен. Они обратились к высшим силам моря и гор с просьбой о защите и покровительстве.
Кремень чувствовал себя так, как когда-то в детстве, когда родители пели за праздничным столом «Ой, мороз, мороз» и ему становилось так беззаботно и счастливо. Но тесто высыхало на голове и сдавливало череп – поначалу легонько, терпимо, а потом все сильнее и сильнее. Зуд требовал немедленно раскрошить ногтями эту пекущую корку, но руки страдальца опять были крепко связаны кожаными ремешками.
– Мне больно, пустите! – просил и плакал Кремень.
Тогда бабушка Фрессиа снова давала ему дурманящего варева и снова женщины пели колдовскую песню «мачитун», заглушая затихающие всхлипывания юродивого. Наконец он окончательно лишился чувств и откинулся навзничь.
«Мачи» развязала его путы, очистила покрасневшую голову от засохшего теста и осторожно умыла чистой водой из озера Лаго Буди.
Когда вернулись Виктор с Анабель, «мачи» уже ушла, а бабушка Фрессиа с Кремнем готовили ужин: жарили на решетке моллюсков «пикороко» и «пиуре», в золе же в это время запекались кукурузные пироги «умита», завернутые в листья початков кукурузы.
– Серега, ты как? – спросил Виктор Кремня, уже понимая, что все гораздо лучше, чем можно было бы ожидать.
– Супер! Мне давно так хорошо не было, Витя, – ответил Кремень своим прежним мощным голосом. – Ты знаешь, что с нами будет?
– Мы ждем арабов, они приедут за нами сегодня ночью или завтра утром, – постарался как можно обыденнее произнести эту весть Лавров. – Вот смотри, какой мне аппарат индейцы погонять дали!
Лавров показал исцелившемуся Кремню Nikon D7000.
– Флешку только забрали, но у меня своя есть. Даже зарядку вручили, – похлопал он ладонью по одному из бесчисленных карманов операторского жилета. – А давайте я сейчас сфотографирую, чего вы тут нам приготовили!
– И в Инстаграм выложи, – съязвила Анабель, смеясь.
Виктор успел поймать в объектив этот ее искренний смех с небольшой горчинкой неопределенности.
– Бабушка Фрессиа, – обратился Кремень к индианке, воспользовавшись присутствием переводчицы Анабель. – А ты тоже, получается, «мачи»?
– Нет-нет, – засмеялась пожилая женщина. – Но я видела во сне каких-то белых животных, а потом сильно болела. Люди сказали, что я могу пойти в услужение к действующей «мачи», чтобы затем занять ее место. Я могу лечить с помощью трав и разговаривать с духами. Я даже прошла обряд свадьбы с коричным деревом, и мне позволено использовать священные ветки в исполнении ритуалов. Но я не «мачи» и никогда ею не стану. Хотя бы потому, что она сильно младше меня, и я умру скорее.
