Осинский осторожно обнялся с Мюллером.
– Мое предложение остается в силе, сеньорита Феррер – это были его первые слова.
– И мое согласие тоже, – ответила Анабель серьезным голосом. – Но ты обязательно свозишь меня в Петербург!
Виктор забрал у нее камеру и сфотографировал поцелуй нареченных.
– Я чего-то не понимаю? – спросил Мюллер.
– Они решили пожениться, – ответил ему Лавров.
Мюллер кивнул и призадумался, изучая пару.
– Ше-ен! Только шампанского у меня на борту нет, – сказал он. – Ничего, отпразднуем по прилету.
Ден с шанцевым инструментом в руках, за ним Виктор и Анабель, поддерживающие с двух сторон Олега, обогнули тающие торосы перед гротом. Осинский покачал головой.
– Оказывается, озеро Мелимойу было совсем перед нами. А мы там с ума сходили. Надо было стрелять.
– Я бы не отозвался на звуки выстрелов, – ответил идущий впереди Мюллер. – Я просто воздушное такси и к арабам не имею никакого отношения.
– Все равно спасибо, – сказал Лавров. – Мы оплатим расходы.
– О! Я дам им пятидесятипроцентную скидку. Пусть это будет моим подарком на помолвку. А тебе – стопроцентную, дружище!
– Это почему? – удивился Виктор.
– Я помирился с Беллой! Благодаря тебе, – счастливо улыбаясь, ответил Ден и пошел дальше.
«Хороший парень, – думал Лавров, идя следом. – Вот уж действительно: дети за родителей не отвечают… Это мы за них должны отвечать… обязаны… Интересно, как там мои девчушки?..»
Они доковыляли до озера, и когда Мюллер на резиновой лодке повез девушку на гидроплан, Лавров спросил у Осинского:
– Глупо спрашивать «ты хорошо подумал», да?
– Да. Там, в гроте, я вдруг почувствовал себя уставшим, старым и никому не нужным… Хочу семью. Не хочу больше смотреть в рот начальству, а хочу смотреть на своих детей.
Лавров достал кожаный свиток и протянул его Осинскому.
– Будете вы с Анабель жить в Аргентине или в Чили – этим странам точная карта Антарктиды нужнее, чем всем остальным. Подарок вам от меня, на свадьбу…
Лавров отвернулся от него, хмуро всматриваясь в причаливавшую надувную лодку. Когда ты полностью, безоговорочно доверяешь человеку, то в результате получаешь одно из двух: или человека на всю жизнь, или урок на всю жизнь.
Ден с Виктором помог Олегу сесть в вертлявое суденышко. Пилот опять погреб к гидроплану. Освещенный вечерним солнцем вулкан казался Лаврову огромным курганом; он чувствовал себя так, будто из-за камней за ним следили загадочные индейские духи, даже солнце светило как-то странно и таинственно. Виктор достал фотоаппарат и сделал несколько снимков: вот лодка у гидроплана, вот Анабель тянет руки к Олегу, помогая тому забраться на борт; вот озеро между скалистыми расщелинами, словно глоток воды в старческой ладони; а вот и мистический вулкан Мелимойу.
Умершие в его глубинах спят беспробудным сном, не тревожась о таких мелочах, как богатство, слава или власть. Что немец и сириец, что украинец и ливийцы – безразлично. Сон саматхи очень глубок, а тот, кто им спит, не переживает из-за того, кем его считают бодрствующие. Виктор ощущал себя частью всей этой великой тайны, которая окружала его еще со времен экспедиции на Тибет.
Мир страшен, он давит, он будет топтать. Но – «посылаю вас, как овец среди волков». Чтобы посолить блюдо, не нужно такое же блюдо соли. Если самоотверженных людей будет щепоточка, человечество будет посолено ими. Но это крест, это кровь, это незащищенность и риск. Это с открытыми глазами, с распахнутыми душами, с гениальными дарами и все это – обливаясь собственной кровью.
Хочешь быть спасителем человечества – проливай свою кровь, а не чужую. В этом вся история, культура и вера: в пролитой собственной крови. Только это с собой в вечность и заберешь.
