Но стоит представить, как он скажет Харпер, что уезжает… Да ему уже больно, так как выдержать настоящий разговор?
Когда она поставила портфель и бросилась ему в объятия, обдав персиковым ароматом, у него чуть ноги не подкосились. И вместо того чтобы ее оттолкнуть, он притянул ее к себе еще крепче, в последний раз вдыхая до боли знакомый запах.
Начав финансировать Вэла, он неизбежно станет проводить все свободное от съемок время в Швейцарии. И, оказавшись на другом континенте, не сможет метнуться в Даллас, чтобы провести выходные в кровати Харпер.
– Не ждал тебя так рано, иначе обязательно бы встретил. Разве ты не собиралась поужинать с Алекс и ее мужем?
Кивнув, Харпер чуть-чуть отстранилась, чтобы он мог видеть ее лицо.
– Собиралась, но у Филиппа возникли дела. Жизнь сенатора весьма непроста. Просто не представляю, как Алекс с этим справляется.
Хорошо. И одновременно плохо. Куда проще было бы уйти, пока она не вернулась. Но подобная трусость никогда до добра не доводит. Сейчас же у него появилась отличная возможность честно высказаться. В том числе и про то, что его не будет рядом, пока она станет носить и рожать малыша.
– Вот и хорошо, я соскучился.
Как же это не похоже на то, что он собирался сказать…
– Я тоже соскучилась. – Улыбка ножом вспорола ему сердце.
Пора переходить к самому трудному.
Черт, как же не хочется ее разочаровывать! Но что еще остается? Даже не верится, что она так отчаянно боролась с его натиском лишь для того, чтобы сохранить многолетнюю дружбу, и он сам убеждал ее, что она так дорога ему, что физическая близость ничего не изменит.
И почему только такой умный человек, как он, не смог предвидеть чуть лучше, чем все это закончится? Но не слишком ли он к себе суров? Разве можно было догадаться, что она станет для него так важна, что он решит раз и навсегда исчезнуть из ее жизни? Но не портить же отношения из-за ребенка, происхождение которого уже ничто не изменит? Лучше уж просто разойтись и со временем потерять всякие связи. Как чаще всего и бывает с друзьями.
– Мне нужно кое-что тебе сказать, – выдохнул он сквозь сжатые зубы.
– Забавно, – усмехнулась Харпер, – мне тоже нужно тебе кое-что сказать. Я немного неправильно выразилась, Филипп звал меня с ними, но я захотела вернуться домой. В самолете у меня было много времени о нас подумать, и…
– О нас? А есть мы?
В душе вспыхнула надежда, а в уме промелькнула сотня эгоистичных планов.
Харпер мгновенно заледенела, высвободилась из его объятий и уселась на диван, где он впервые изведал ее вкус.
– Разумеется, мы же друзья.
Он все совсем не так понял. Она не ждала от него ничего, кроме дружбы.
– Точно. И поэтому сперва дай высказаться мне. Я уезжаю.
Харпер нахмурилась:
– Я знаю, в воскресенье. И именно об этом я, собственно, и хотела поговорить. Через две недели мне снова к врачу, и я надеялась, что ты сможешь…
– Сегодня, через пару часов. – Данте зажмурился. Она просит стать ее официальным сопровождающим, что будет держать ее за руку во время обследований, а он вынужден отказаться. – Я еду в Швейцарию. У меня там появилась отличная возможность вновь вернуться в настоящую лабораторию. А так как какое-то время я буду разрываться между Лос-Анджелесом и Цюрихом, боюсь, в Даллас я не вырвусь.
В очаровательных глазах что-то мелькнуло.
– Ты о чем? Не знала, что ты подыскиваешь себе лабораторию, как же твое телешоу?
– Меня хватит и на то и на другое. – Данте пожал плечами. – Между Лос-Анджелесом и Цюрихом есть прямой рейс, так что все будет отлично. Но сюда заглядывать я смогу нечасто. Извини.
Харпер нахмурилась:
– Да что с тобой? Ты обещал быть со мной во время беременности. Неужели ты просто не мог отказаться от Швейцарии?
Что ж, похоже, она пока еще не поняла всей жестокости его слов и пора провернуть нож в ране.
– Я уже давно хотел вернуться к настоящей химии и, работая над твоими образцами, лишь окончательно утвердился в этом намерении. И я не мог отказаться, потому что сам все и устроил.
Кровь разом отлила от ее лица.
– Так ты специально? Тогда хотя бы помоги мне понять. Я хочу тебя поддержать, но… это так внезапно. Как все-таки насчет нас?
– Харпер, в том-то и дело, что никаких «нас» нет. – Он все-таки смог это выговорить, но получилось чуть жестче, чем он собирался. – Я знаю, ты ждала, что я буду участвовать в твоей беременности и в жизни ребенка, но ничего из этого не получится.
Она дернулась так, словно он ее ударил.
– Так ты даже потом возвращаться не собираешься? После рождения ребенка? Швейцария – это надолго?
– Боюсь, что да. – Он скрестил руки на груди, словно надеясь, что такая поза поможет уменьшить боль.
– А что, если… между нами все было бы иначе? – прошептала она, пристально изучая юбку. – Что, если бы мы были парой?
«Парой кого? Идиотов, возомнивших, что секс не усложнит все настолько, что в итоге разрушит?»
– Но мы не пара. И ты этого даже не хочешь, верно?
Вот дурак!
Зачем вообще задавать этот вопрос, словно он может что-то изменить?
Но Харпер лишь подняла полные слез глаза и выдохнула:
– Думаю, я тебя люблю.
Черт!
Сердце все-таки выпрыгнуло из груди, оставив внутри одну лишь пустоту. А ведь он ни на что подобное совсем не рассчитывал. Возможно, от этих слов все могло стать лучше, должно было стать лучше, но не стало. А стало гораздо-гораздо хуже. Теперь придется разбить сердце не только себе, но и ей. Оттолкнуть, причинить боль. Причем так, чтобы у нее не осталось ни малейшей надежды, что ее признание что-либо изменило.
Даже смешно. Ведь Харпер наконец-то поняла то, что он уже давно выяснил. Они идеально друг другу подходят.
За исключением того, что они никогда не будут вместе.
Вот оно. Честнее и открытее быть для нее невозможно. А в ответ на ее признание в любви Данте лишь обхватил голову руками и уставился в пол.
– Ты меня слышал? – выдохнула она едва слышно.
Это признание далось ей весьма не просто. Да и то лишь потому, что все ее мироздание грозило рассыпаться, и она в отчаянии попыталась вцепиться в Данте обеими руками.
– Слышал. Но, может, ты сама себя не слышала. Думаешь, что любишь? Думаешь? И чего ты ждешь? Что я все брошу в надежде, что однажды, возможно, ты уверишься в этом хотя бы на семьдесят пять процентов? Или скрестить пальцы и ждать девяноста?
– Не знаю. – Харпер в изумлении на него уставилась. Он злится. На нее. За то, что она осмелилась на нечто столь грандиозное и дерзкое, как признание в любви. – Я всего лишь пытаюсь…
