«Кто здесь главный?» – спросила Макензи.
«Вы, ребята, – ответил тот из полицейских, кто не смеялся. – И слава Богу, как по мне. Дайте знать, если понадобится наша помощь».
Макензи кивнула и направилась по коридору налево. Вдоль стены шли три двери, последняя вела в комнату для допросов; следующая за ней – в комнату для наблюдения, где, как решила Макензи, за беседой будут наблюдать офицеры, детектив и коллеги-агенты.
Она вошла в комнату для допросов. Джозеф Симмонс с интересом посмотрел в её сторону и замер на мгновение. На какую-то секунду Макензи показалось, что перед ней находится Габриэль Хэмбри с дыркой в голове и визитной карточкой на рубашке.
Макензи отмахнулась от этой мысли и ответила на взгляд Симмонса. Он не нервничал и не смущался. Казалось, он ждал её прихода, как ребёнок ждёт, когда ему отрежут кусок именинного пирога, зная, что грядёт время, когда он сможет задуть свечку.
«Он ищет внимания, – подумала Макензи. – Если он убийца, то, не получив его, начнёт замыкаться в себе и не станет сотрудничать. Нужно вести себя так, словно я нахожусь под впечатлением или даже расстроена тем, что он сам сдался, а не мы его поймали».
«Скажите мне, – изображая смущение, спросила она, – почему сейчас? Почему вы сдались именно сейчас?»
«Потому что я закончил», – сказал Симмонс.
«Четыре жертвы, – продолжила Макензи, не забывая говорить расстроенным голосом. – Почему четыре?»
«Не знаю. Так мне приказали».
«Кто приказал?»
Симмонс наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую и закусил верхнюю губу. Наконец он повёл плечами и ответил: «Мне так сказали. Голоса».
«Что ещё говорят вам голоса?» – спросила Макензи.
«Этого я вам сказать не могу, иначе они расстроятся. Кроме того, я должен был сдаться. Давайте смотреть правде в глаза,… вы бы меня никогда не поймали».
«Ну, рано или поздно поймали бы», – ответила она, изображая жуткое разочарование. Она знала, что не блещет актёрской игрой, но понимала, что Симмонс не заметит подвоха,… пока она будет льстить его самолюбию.
«А как иначе», – сказал он и резко засмеялся. Смех звучал так же наиграно, как разочарование Макензи.
«Я должна знать, – сказала она, садясь напротив него за небольшой стол, – как вы смогли так высоко поднять крест, когда убили Коула. Доски весят не меньше тонны».
«Я взял доски в церковном подвале. Они служили декорацией для детских представлений. Из середины одного из них торчал болт после одного из выступлений. Я вытащил доски из подвала и прикрепил одну к задней стене церкви, пока прибивал руки Коула к другой. Поднять его на такую высоту было непросто, но я справился».
«В одиночку?»
«Ага», – нахально ответил он.
«Чем вам не угодили эти священники?» – спросила Макензи.
«Тем, чем они не нравятся всем остальным – слепой верой. Невежеством и готовностью увести других с верного пути в поисках невидимых богов. Ненавистью к гомосексуалистам. Жадностью. Грехами, которые они пытаются закопать, как кот закапывает гавно в песок».
«Четырёх жертв вам достаточно? – спросила Макензи. Она решила, что если задаст все вопросы ещё раз, Симмонсу это не понравится, и будет легче уличить его во лжи. Тем более, если он был убийцей, его начнёт раздражать праздная беседа, конкретно не касающаяся его деяний. – Скрывается ли за цифрой четыре особый смысл?»
«Нет, – сказал он. – Я просто решил, что выполнил миссию. Я же уже говорил. Голоса сказали четыре. Вот я и закончил на четырёх».
Макензи кивнула, решив, что нашла первую ошибку в его истории. На простые вопросы, которые позволяли ему злорадствовать, он отвечал подробно. А когда она спросила его, почему он остановился, то получила расплывчатый ответ, даже какой-то примитивный. Голоса – глупо и ожидаемо.
«Что ж, мистер Симмонс, сегодня вы поступили правильно, – сказала она. – Как я понимаю, вы знаете свои права, или мне всё же их зачитать?»
По его лицу промелькнула тень сомнения. Это произошло так быстро, что Макензи едва её не упустила: «Я всё знаю».
«Я просто решила, – сказала она. – Я хочу сказать, угон машины и нападение на проститутку несколько лет назад, а потом ещё это преступление, помните? Убийство, в котором вы сознались…».
«Говорите о сучке из жюри присяжных?»
«Да, – ответила Макензи. – Тогда вам удалось избежать наказания, не так ли?»
И вот опять… маска дала трещину. Она не могла сказать наверняка, что бы это значило, но точно знала, что он что-то скрывает.
«Я не избежал наказания, – сказал Симмонс. – Идиоты-полицейские обвинили кого-то другого. Они меня отпустили. Смотрите, к чему это привело – четыре мёртвых священника».
«Так этого вы добивались? Из-за несовершенства системы вы оказались на свободе и решили показать им, какую огромную ошибку они совершили?»
«Нет, я добивался другого. Может быть, четверо священников…»
«Не все они были священниками», – заметила Макензи.
Симмонс заёрзал на стуле, а Макензи подалась вперёд. Что-то здесь было не так. Она почти физически видела ложь… в его взгляде и каждом слове. Да… что-то здесь было не так, и Макензи собиралась обратить ложь против него самого.
Она дала ему время ответить, и когда он промолчал, она продолжила обман:
«Да, Коул был священником, как и отец Костас. Но Вудалл и Таттл не были. Вудалл был пастором, а Таттл – преподобным. Они не были священниками. Это большая разница. Вы об этом знали?»
«Это неважно, – ответил Симмонс. – Сейчас они мертвы. Их лживые речи больше никто не услышит».
«Это верно, – сказала Макензи. – У меня последний вопрос. Под ногами Коула вы положили вещи, но с другими этого не делали. Почему?»
«Ради веселья. Ведь то же самое было с Иисусом, вы знали? Они даже бросали жребий, чтобы взять его вещи».
«Я знаю. Почему вы оставили именно эти вещи под крестом? В чём их значение? Бумажник, одежда и мармеладные драже». И снова по лицу прошла еле заметная тень сомнения, но Симмонс покрыл её улыбкой.
Макензи не хотела упустить момент и снова набросилась с вопросами.
«Мармеладные драже, – сказала она с некоторым отвращением. – Как будто вы хотели над ним посмеяться. Вы действительно нашли их в его карманах?»
«Да, – ответил Симмонс. – Чёрт, я и себе парочку оставил после того, как повесил сволочь».
После его слов Макензи почти игриво провела пальцами по поверхности стола и встала с места. «Скоро сюда придёт офицер, чтобы записать ваши показания», – сказала она.
«Что вы…»
Но Макензи уже покинула комнату, направившись туда, где её ждали Ярдли, Харрисон и Эллингтон.