Оказалось, что Джозеф Хинкли жил на Бедфорд-Авеню, что находится меньше чем в миле от пресвитерианской церкви Краеугольного Камня.
***
Согласно правилам на встречу с Хинкли Макензи должна была идти с напарником, потому что когда-то он был осуждён за избиение жены. Пока Эллингтон был занят Джозефом Симмонсом, компанию Макензи составил Харрисон. Он с радостью согласился, возможно, отчасти для того, чтобы вспомнить, как был её напарником до смерти матери. А может быть, он просто устал сидеть всё время в офисе и искать информацию для других агентов, пусть даже это у него отлично получалось.
Макензи была рада, что он поехал с ней. Он был полон энтузиазма и готов работать. А с профессиональной точки зрения Макензи знала, что ему не повредит немного практики.
Когда они приехали к дому Хинкли, то сразу поняли, что дома кто-то есть. На короткой подъездной дорожке Макензи насчитала четыре машины. В окнах горел свет. Когда Макензи вышла из машины и подошла к крыльцу, то увидела, как мимо одного из окон, выходящих на дорогу, прошли две фигуры, не оборачиваясь.
«Тут у них вечеринка, что ли?» – спросил Харрисон.
«Если это так, – ответила Макензи, – то вечеринка не самая весёлая».
Дом был невзрачным – не новое, грязное двухэтажное здание. Возраст дома выдавало крыльцо. В свете лампы была видна потрескавшаяся краска на стенах и входной двери, которая в свою очередь также была щедро покрыта плесенью.
На крыльце горел свет, указывая на то, что минимум три машины у дома принадлежали гостям. Макензи подошла к двери и постучала. До неё донёсся приглушённый шёпот как минимум двух голосов. Изнутри послышался шум, когда кто-то подошёл к двери. На пороге появился мужчина. На вид ему было около пятидесяти. За густыми усами и бородой скрывалась широкая улыбка.
«Чем я могу вам помочь?» – спросил мужчина.
«Вы Джозеф Хинкли?» – спросила Макензи.
«Да. А вы кто?»
Макензи показала удостоверение и представилась. «Я агент Макензи Уайт из ФБР, – она кивнула в сторону. – Это мой напарник, агент Харрисон. Я надеялась, что у вас найдётся время, чтобы ответить на несколько вопросов».
Хинкли выглядел испуганным и смущённым. Он быстро посмотрел через плечо, а потом сделал шаг вперёд и практически закрыл за собой дверь.
«О чём?» – спросил он.
Макензи посмотрела на почти закрытую дверь через завесу из ночных насекомых, которые прилетели на свет от лампы. «У вас сегодня гости, мистер Хинкли?» – спросил она.
«Да. Дважды в неделю я провожу встречи для изучения Библии. Сегодняшняя встреча посвящена «Оплакиванию Христа». Вам знаком этот эпизод?»
Макензи усмехнулась и покачала головой: «Это я хотела задать вам вопросы, помните?»
«Да, – ответил Хинкли. – И да, я готов ответить на любые ваши вопросы. Хотите войти?»
«Да, пожалуйста».
Он открыл дверь и проводил агентов в гостиную. Там вокруг журнального стола, на котором лежали три Библии, сидели пятеро мужчин. Пока Макензи и Харрисон не вошли в комнату, те что-то активно обсуждали.
«Простите, друзья, – сказал Хинкли. – Можете дать мне несколько минут? Вы же продолжайте обсуждение… Кори, начни с третьей главы, седьмого стиха».
Один из мужчин кивнул, и Хинкли провёл агентов по узкому коридору в кухню. Как и на крыльце, в свете лампы было заметно, что дом нуждается в ремонте. Линолеум выцвел и начал отходить по углам. В комнате пахло застарелой плесенью и мусором – запахами, которые говорили о том, что хозяину было не важно, что другие думали о его жилище.
«Могу я предложить вам газировку или воду?» – спросил Хинкли.
«Нет, спасибо», – почти в унисон ответили Макензи и Харрисон.
Хинкли пожал плечами: «Это меньшее, что я могу сделать для такой милой женщины, как вы, которую поздним вечером отправили в дом незнакомого мужчины. Какой позор. Почему правительство не принимает никаких мер?»
«Вот это поворот, – подумала Макензи. – У него действительно очень консервативные взгляды».
«На самом деле у меня к вам всего несколько вопросов, – сказала она. – Если вы ответите на все, то уже через пять минут вернётесь к своим гостям».
«Тогда спрашивайте», – сказал Хинкли.
«Ваше имя всплыло в одном деле, над которым я работаю. Между нами говоря, я не думаю, что вы как-то можете помочь, но должна проверить в любом случае».
Макензи сразу заметила, что её небрежный тон мгновенно его успокоил. Он расслабился, а значит, мог выдать какую-нибудь деталь, которая поможет ей его прижать,… если, конечно, он был тем, кого они искали.
«Речь пойдёт о бедных убитых священниках?» – спросил Хинкли.
«Да. Как я понимаю, вы слышали о них из новостей?»
«Так и есть. Ужасные известия».
«Вы были с ними лично знакомы?» – спросил Харрисон.
«Не близко».
«Вы когда-нибудь пересекались с ними по работе?» – спросила Макензи.
«Я довольно часто общался в преподобным Таттлом. Я думаю, вы знаете, что церковь Краеугольного Камня находится через дорогу от дома. Говорил с ним иногда, но не очень часто, хотя это вошло у меня в привычку: я останавливался, если видел его у церкви. Знаете, иногда он сам стриг газон или занимался благоустройством территории».
«Получается, что на момент смерти вы были с ним дружны?»
«Насколько я могу судить. У нас были разногласия по прочтению Священного Писания, но он всегда был открыт новым идеям. Он никогда меня не отчитывал или не хотел склонить к своей точке зрения. Он мне нравился».
«Какие ваши взгляды он хотел изменить?»
Тут Хинкли широко улыбнулся; это была грустная улыбка, которая вот-вот может превратиться в злобный оскал или хмурую ухмылку: «Каким бы хорошим человеком он ни был, преподобный Таттл принадлежал к большой группе так называемых последователей Христа, которые воспринимают Ветхий Завет просто как свод каких-то правил. Он принижал гнев Господин до любви».
«Разве это плохо?» – спросила Макензи.
«Для мира – нет,… но это грешный мир. И он грешен, потому что Человек решил, что может не подчиняться Богу. Если лишить Бога праведного гнева и строгости, то получится свод фальшивых наставлений. Как я уже сказал,… я не придирался к его словам, а он не придирался к моим. Мы решали наши разногласия цивилизованным путём».
«Вы были знакомы с другими погибшими?»
«Плохо. Я несколько раз слушал проповеди пастора Вудалла. Однажды после службы я подошёл к нему, чтобы он мне кое-что разъяснил. Он был умным человеком, возможно, даже слишком умным. Он позволил разуму занять место души, если хотите знать моё мнение. Что касается отца Коула,… я общался с ним раз пять. Мы встретились на митинге несколько лет назад и мило побеседовали».
