– Знаю, все знаю, – кивнул Японец, – но обещаю: это будет последний хипиш в твоей жизни. Ты ведь не хочешь от нас уйти? Ты же знаешь: от нас не уходят. – Японец перестал улыбаться.
Таня знала. При всех их с Японцем как бы хороших отношениях, если она не выполнит его задание, ей просто перережут горло и выкинут в сточную канаву в каком-то переулке. А умирать ей не хотелось, особенно сейчас.
Ежась от колючих взглядов охранников Домбровского, которые расхаживали по залу, Таня вступила под своды гостиницы «Пассаж». Даже удивительная красота архитектуры одесского Пассажа и старинных скульптур не могла скрыть тяжелого, гнетущего ощущения от такого множества вооруженных людей, оружие которых время от времени бряцало о каменные своды пола. Охранников было достаточно много, как и положено среди белого дня. Страшные, заросшие, они обшаривали Таню глазами, цепко задерживаясь на каждом сантиметре ее тела. Но трогать не осмеливались – из-за того, кто шел рядом с ней.
А рядом с ней шел маленький толстяк в пенсне, которого не любили и боялись вооруженные охранники Домбровского. Связан он был с Революционным комитетом, решая свои дела напрямую с Рутенбергом, и именно через него в карманы Домбровского и Ревкома через подставные банки текли черные финансовые потоки, не отражающиеся ни в каких документах. Он был черной бухгалтерией, потайным сердцем подпольного бизнеса тех, кто, прикрываясь громкими революционными лозунгами, так и не смог усмирить свою естественную человеческую алчность.
Таня ни разу не видела его до того дня, когда, рассказав о бриллиантах, Японец не открыл дверь кабинета ресторана, и внутрь не вошел лысый толстяк. Сделал так Мишка в ответ на Танины слова, когда, уяснив всю суть ситуации, она с горечью сказала:
– Да дикие охранники Домбровского разорвут меня, как только я приближусь к Пассажу! Разве ты не знаешь, что никого не подпускают к нему?
– Тебя познакомит с Домбровским человек, с которым тот не может не считаться. Это сюрприз, – хмыкнул Японец. – Домбровский даже не подозревает, что этот человек давно уже работает на меня.
Именно тогда он и открыл дверь кабинета, впустив толстяка, который, галантно склонившись, совсем по-старорежимному поцеловал руку Тане.
– Позволь представить – Яков Пилерман, – сказал Японец, – черный казначей Домбровского.
Тут Таня начала кое-что понимать. О бриллиантах Мишке явно сообщил Пилерман. И это человек, которого Японец хочет поставить над Привозом. Это понятно, что будущий глава Привоза не может не работать на большевиков. Таня вспомнила, как Японец говорил, что деньги, добытые Пилерманом, он потратит на что-то очень для себя важное, то, что полностью изменит его место в обществе. Очевидно, бриллианты тоже предназначались для этой цели. Но появление черного казначея Домбровского не успокоило Таню – скорее наоборот.
– Если на тебя работает Пилерман, то зачем тебе я? – спросила Таня в лоб. – Он же знает все коды и шифры. Пусть он и добудет бриллианты.
– Все не так просто, – лысый толстяк покачал головой. – Домбровский не должен подозревать меня. Необходимо направить его по ложному следу. А что может быть более подозрительным, чем красивая барышня?
– То есть я – козел отпущения? – догадалась Таня.
– Ни в коем случае! – вклинился Японец. – Ты – та, кто имеет полную возможность проникнуть в квартиру Домбровского, где тот в сейфе хранит свои бриллианты. А дальше – уже наше дело. Пилерман знает код от сейфа. Но Домбровский страшно подозрителен, никого не пускает в квартиру, и у дверей его очень серьезная охрана. А барышня – это вне подозрений всегда.
– Вы проникните в квартиру и вырубите Домбровского, – сказал Пилерман, – дальше впустите меня и наших людей с черного входа. Потом преспокойно уйдете из квартиры, сказав охране, что Домбровский заснул и просил его не беспокоить.
– А наутро он проснется и будет искать меня по всему городу, – усмехнулась Таня.
– А разве до этого тебя не искали по всему городу? Особенно, когда ты промышляла хипишем на Дерибасовской? – удивился Японец. – Разве ты забыла, как попала к нам? К тому же ты загримируешься, изменишь внешность. Ты же бывшая артистка. У тебя все будет под рукой.
– Конечно… Если только Домбровский захочет привести меня в квартиру, – сказала Таня.
– Еще как захочет! – всплеснул руками Пилерман, – Домбровский страшный бабник! У него каждую ночь новая барышня. Он уже прошелся по всем одесским артисткам, и все ему надоели. А вы – новое лицо. Нет никаких сомнений в том, что Домбровский не устоит, – он сально улыбался.
Тане было тошно. Так тошно, что она даже смотреть не могла в сторону Пилермана. Его упитанное, лоснящееся лицо вызывало в ней настоящее отвращение.
И вот в образе роскошной блондинки с вьющимися волосами до пояса она входила в здание гостиницы «Пассаж» – с бьющимся сердцем и черной ямой в душе.
– К кому? – Бородатый кавказец невероятно грозного вида, который усиливала огромная черная папаха, преградил им дорогу.
– К Домбровскому, военному коменданту города, – возмущенно выпалил Пилерман, – к кому же еще?
Истинный одессит, он не мог удержаться от того, чтобы не ответить вопросом на вопрос.
– Тебя я знаю, – кавказец зло зыркнул жгучими глазами, – а она кто?
– А она со мной, – насупился Пилерман.
– Посторонних пускать не велено!
– Она не посторонняя! Это известная актриса мадам Ракитина, только сегодня приехала из Киева. Господин Домбровский нас ждет! – вспыхнул Пилерман.
– Нет сейчас господ! – рявкнул непреклонный страж, однако затем тень сомнения промелькнула по его лицу: – Актриса, говоришь?
Но Пилерман не успел ответить. Ближайшая к ним дверь открылась, и оттуда вышел сам Домбровский в сопровождении трех мужчин, один из которых, высокий, седой, старался держаться за спинами других.
Таня не вглядывалась в спутников Домбровского – ей было не до того. Она мгновенно узнала военного коменданта города, чье лицо видела при таких страшных обстоятельствах, что это до сих пор снилось ей по ночам. Все внутри нее замерло, а потом рассыпалось с такой болью, что Тане даже стало трудно дышать. Домбровский внушал ей ужас, самый настоящий, ледяной, первобытный ужас. И это чувство не так-то просто было в себе подавить.
Домбровский между тем не мог отвести от Тани восхищенного взгляда, хищные глаза расширились, как у кота, который увидел перед собой мышь. Его холеное, чувственное лицо было по-своему красивым. Большинство женщин сочли бы его очень привлекательным, но Таня никогда не относилась к большинству.
– Пилерман! – воскликнул Домбровский. – Представь мне свою спутницу!
При этом возгласе грозный охранник быстро отступил и растворился где-то в тени.
– Это Антонина Ракитина, наша известная актриса. Она прибыла сегодня утром из Киева… – залепетал Пилерман.
Дальше было дело Тани. И она, смело выдержав откровенный взгляд Домбровского, кокетливо протянула руку вперед:
