Таня едва успела прыгнуть обратно в кресло, когда Домбровский появился в комнате. Руки его дрожали, и он сразу же залпом выпил бокал вина, налитого Таней. Вина со снотворным.
– Иди ко мне, – скомандовал, поставив бокал на стол.
– Кто это был? Я слышала крики… – начала вкрадчиво Таня.
– Так, по работе. Ну хватит разговоров! – оборвал ее резко Домбровский. – Раздевайся!
Это был явно «галантный» кавалер. Таня едва успела встать с кресла, как он отрубился. И, грузно обмякнув в кресле, захрапел. Она пулей подлетела к дверям служебного входа, которые, согласно плану Пилермана, действительно находились за кухней. Там ее уже поджидали сам Пилерман и два вооруженных человека Японца – охрана.
Сейф стоял в кабинете. Грабители пошли туда, как вдруг… Таня вскрикнула: появившись из-за двери, кто-то набросился на одного из людей Японца, попытавшись схватить его за горло. Завязалась борьба. Тут только она заметила, что в комнате горят портьеры. Начался пожар: неизвестно кто разбросал горящие дрова из жарко натопленного камина, в котором пылало настоящее пламя.
Второй человек Японца выстрелил почти в упор. Тело нападавшего обмякло и рухнуло на паркет. Таня с удивлением узнала молодого кавказца со шрамом во всю левую щеку, который разговаривал с седым сегодня днем.
Пилерман возился с сейфом. Среди пылающих дров, выброшенных из камина, Таня разглядела папку, раскрытые листы которой уже пожирал огонь. Она бросилась к камину, не обращая никакого внимания на языки пламени, хотя от ее юбки уже начал идти дым. Схватив лежащую в стороне кочергу, Таня быстро поддела папку и вытащила ее на пол, затем затоптала пламя ногами. Схватила в руки… И онемела. У нее вырвалось:
– Не может быть! Просто не может быть!
Пламя между тем разгоралось все больше и больше. В квартире послышались голоса. Привлеченные громким звуком выстрела, охранники решились войти, рискуя нарваться на недовольство хозяина. Голоса переросли в крики – в гостиной они обнаружили крепко спящего Домбровского.
– Бежим! – скомандовал Пилерман. Он уже закончил с бриллиантами, собрав их в прочный кожаный мешочек. В комнату заглянул один из охранников Домбровского. Человек Японца выстрелил в него в упор.
Все четверо, и Таня в том числе, буквально вылетели из кабинета и помчались к служебному входу. Их заметили, началась перестрелка. Люди Японца прикрывали Таню и Пилермана. Во дворе, вплотную к дверям служебного, черного входа в квартиру, стоял автомобиль. Таня и Пилерман метнулись на заднее сиденье. Один из людей Японца упал, сраженный пулей, второй был ранен в руку, но успел вскочить в машину.
Двигатель работал на всех парах. Услышав крики и выстрелы, водитель включил зажигание, и автомобиль почти сразу развил такую скорость, что грабители смогли оторваться от погони без труда. Хотя была ли эта погоня, они так и не поняли.
Но Пилерман едва не плакал.
– Все пропало! Все пропало! Меня заметили! Они знают, где я живу! Теперь подойти к Домбровскому будет невозможно.
Таня, не обращая никакого внимания на происходящее, прижимала к груди обугленную папку.
– Бриллианты надо спрятать как можно скорей, – сказала она посередине дороги, – в нейтральном месте.
И, наклонившись к шоферу, Таня велела ему ехать в сторону Привоза.
Таня и Пилерман медленно шли вдоль ограды ночного рынка.
– Никому не придет в голову, что бриллианты можно спрятать в таком шумном и многолюдном месте, как Привоз, – говорила она, и он был полностью согласен с ней, – а когда шум поутихнет, вы возьмете их – и дело с концом! Японец только рад будет, что мы сумеем правильно избавиться от такого смертельного груза. Представляете, как шерстят люди Домбровского сейчас по всему городу?
– Они решат, что бриллианты взял подельник того, со шрамом, – сказал успокоившийся Пилерман, – и что в ссоре из-за камушков его убил. А тебя, как свидетельницу, они могли увезти с собой.
Наконец они увидели подходящее место: каменная тумба возле одного из домов вплотную подходила к решетке рынка. Между тумбой и решеткой была небольшая выемка в камне, куда Пилерман без труда засунул мешочек. Таня присыпала его сверху мусором. Пилерман удовлетворенно кивнул:
– Никто не найдет.
Они быстро пошли прочь вдоль ночного Привоза.
Вернувшись к себе на Молдаванку, Таня бесшумно прошла в свою комнату, без сил опустилась на пол. Ей хотелось плакать. Так она сидела некоторое время. Затем, добравшись до кровати, рухнула, погрузившись в тяжелый, почти мертвый сон.
Глава 19
Подземный тюремный архив. Жестокий убийца. Странный протокол допроса. Таня узнает имя
Осклизлые ступеньки выскальзывали из-под ног. Володя с трудом спускался вниз, держась за стены. Это было самое настоящее подземелье, словно пришедшее из страшных готических средневековых романов. Сосновский впервые был в одесской тюрьме.
Старик-сторож, привыкший ко всему на свете, провел его внутрь. Он сделал это по настоянию Володи, которому не только очень хотелось посмотреть архивные записи, но и вдохнуть воздух того страшного места, где содержались самые опасные узники, – мрачный, затхлый запах подземелья, исполненный тяжелых воспоминаний и ужаса.
С политическими переменами в городе пришли и перемены в одесской тюрьме. Ее вновь стали использовать по назначению, но открыли не полностью. Для использования оставили только два крыла, но закрыли все подвальные помещения. В часть этих помещений отнесли тюремный архив, а остальные были предназначены под ремонт. Но, ввиду полного отсутствия средств, он был перенесен на неопределенное время.
Подземелье закрыли не просто так: уж слишком много неприятных воспоминаний хранили стены подвалов. Именно в этих камерах, в самом низу, содержали политических вместе с опасными преступниками, приговоренными к пожизненному заключению или к смертной казни. Многие из руководства большевиков, которые пришли сейчас к власти в Одессе, провели в этих подземных стенах немало ужасных дней. А потому эти помещения решено было закрыть в первую очередь.
Оставшиеся же в работе два крыла, два корпуса тюрьмы, функционировали по-прежнему. Тюрьма была забита битком, но охранялась не так строго, как в прошлые годы. Находились в ней мелкие уголовники, спекулянты продуктами и медикаментами, какие-то дворяне, не успевшие сбежать из города, да еще те, кого подозревали в связях с Добровольческой армией и шпионстве в пользу белых.
Судов как таковых не проводилось – на это не было времени, да и законы не успели еще переписать, оставались только прежние. А потому суд по законам военного времени проходил очень быстро. Дело прямо в тюрьме рассматривал военный революционный трибунал. После чего обвиняемого либо там же расстреливали, либо отпускали на волю (что бывало гораздо реже, но все же случалось). Не было ни адвокатов, ни прокуроров, ни апелляций – ничего из долгих и законных юридических процедур. Суд был быстрый, молниеносный – почти такой же, как захват большевиками власти в городе. А потому люди, которыми была забита тюрьма, долго в ней не задерживались, и в любом случае быстро покидали ее стены.
