Зоя — закрытая девушка. Что он о ней знает? Что она влипла в какую-то историю, что ее за что-то там наказали и увезли из Москвы. Теперь вот выяснилось, что у нее двое детей. Скорее всего, этим фильмом она хочет кому-то что-то доказать. Но кому и что? Может, она актриса? Или просто танцовщица?
Судя по всему, раньше она явно ни в чем не нуждалась, но вот чем конкретно занималась, он так пока и не узнал.
— Ты, наверное, слушаешь меня и думаешь, что я, типа, сумасшедшая. Что несу какой-то бред про большие деньги и все такое… А ты просто верь мне, и все!
Он смотрел на нее и даже не знал, какое при этом у него лицо, что выражает. Он запутался. С одной стороны, ему, конечно, хотелось поверить ей, но, с другой, он был реалистом, а потому понимал, что на сегодняшний день в России мало кто даст большие деньги на сомнительный проект, основной оригинальностью которого является приглашение на роль главных героев людей некрасивых, даже уродливых (хотя и не отвратительных, то есть не физических уродов и не больных людей). Нет ни сценария, ни четкого плана действия и, главное, нет денег хотя бы для того, чтобы начать работу.
— Знаешь, у меня есть деньги, да-да, в банке. Да и у одного моего друга тоже есть. Но, поскольку я сейчас как бы пропала, понимаешь, меня наказали, вывезли из Москвы и отдали, что называется, на съедение диким зверям, прямо как в сказке, значит, я и вести должна себя соответственно. То есть прикинуться мертвой. Теперь понимаешь?
— Нет. Что тебе мешает прийти в банк и взять деньги?
— А ты представь, что это тебя двое зажравшихся идиотов, которым все сходит с рук, решили наказать за что-то там… К примеру (грубый пример, конечно), ты пролил кофе на брюки одного из этих господ. И они решили тебя наказать, отвезли тебя куда-нибудь в Мордовию и выбросили из машины на обочине. Без рубля, без куска хлеба. Вот как хочешь, так и выкручивайся. Ты выкрутился, вернулся домой. Скажи, только честно, ты захотел бы им отомстить?
— Конечно!
— Вот и я хочу. Они не хотели меня убивать, решили просто напугать, но сильно, доказать мне, что я — женщина, блондинка, полная дура, которая без их денег пропадет. Но, во-первых, они не знают, что у меня есть свой бизнес, во-вторых, что у меня есть дети, ради которых я живу, а это, поверь, придает сил. В-третьих, я не дура, как это могло показаться. И когда я согласилась жить с одним из них, у меня просто жизненные обстоятельства были очень сложные. Понимаешь?
— С трудом.
— Ты запомни главное — я мертвая. Они потеряли меня из виду, они волнуются и переживают. Повторяю: они не хотели моей смерти. Один из них, возможно, любит меня. Но случилось то, что случилось. И теперь им важно, чтобы я оставалась жива. А если я отправлюсь, как ты говоришь, в банк и сниму деньги, они поймут, что я в порядке. А я хочу, чтобы они помучились. Пусть думают, что со мной произошла настоящая беда. Конечно, у них связи и деньги, но не всегда можно отмазаться. К тому же степень катастрофы можно накрутить, увеличить, понимаешь? Но для этого нужно выждать время, нужна выдержка. Так что ты уж пока потерпи, покорми нас с мальчиками, я тебе потом все верну. В сущности, я могу тебе это доказать прямо сейчас… Мне надо было раньше это сделать. Я же могу открыть свою банковскую страницу по Интернету.
— Зоя! — перебил он ее. — Пожалуйста, не надо. И возвращать мне ничего не надо. Деньги у меня есть. Не унижай меня, пожалуйста…
— Еще и Лора пропала… Вот куда они ее дели?
Он чувствовал себя скверно. Да, безусловно, она нравилась ему, красивая, какая-то таинственная, интересная, которая притягивает его к себе как магнит, но что он может дать ей, простой оператор без имени? Это в самом начале их знакомства, там, у матери в доме, он сначала воспринял ее как жертву, как человека, нуждающегося в помощи, и ему доставляло удовольствие поддерживать ее, дать ей денег, помочь встретиться с детьми, поселить в своем загородном доме, он чувствовал себя героем. Но вот сейчас, когда он видел ее уже в новом качестве, когда она на его глазах плакала от счастья, увидев своих мальчишек, когда строила грандиозные планы, он вдруг почувствовал ее силу. Да, она была хрупкой блондинкой и никак внешне не походила на женщину сильную и волевую. Но что такое внешность? Лишь оболочка. И никто не может узнать, какая она внутри, насколько она умна или глупа и какими талантами обладает.
— Давай так. Ты говори мне, что нужно делать, я все сделаю, — сказал он, признавая тем самым за ней право быть главной в проекте. — Надо поехать в деревню — поедем. И костюмы раздобуду, и материал отсниму, чтобы показывать твоим толстосумам. Ведь ты их собираешься развести на бабки?
— Молодец, — она улыбнулась. — Умница.
— Что еще ты хочешь?
— Крови.
14
— Твой папа не забыл меня, слышишь?
Она прижимала к груди свою кроху, целовала в розовый нежный родничок и пыталась разглядеть в маленьком личике любимые черты.
Роды прошли, по словам медсестры, «как по книжке». Но память боли оставалась еще долго, вплоть до новых родов, к которым Зоя так и не сумела психологически подготовиться.
Значит, Шорохофф ее искал, раздобыл адрес ее родственников. Но как? Как ему это удалось? Значит, очень хотел.
Вернувшись после роддома домой, к себе в квартиру (о возвращении к тетке и речи не могло быть), в компании преданных ей людей — Юры и Кати, она была так счастлива, что улыбка не сходила с ее лица.
— Свяжись с ним, сообщи ему, что он стал отцом, — твердил Юра, кружа вокруг кроватки со спящим Максом. — Вот увидишь, как только он об этом узнает, сразу же примчится из своего Парижа, возьмет сына на руки и будет улыбаться так же по-идиотски, как ты сейчас. Это счастье, ты понимаешь или нет?
— Перестань… Мы с тобой уже об этом говорили, причем много раз. Не хочу я привязывать его к себе ребенком. Это нечестно.
— Тогда просто узнай, когда он будет в Москве, приди на пресс-конференцию, хочешь, я познакомлю тебя со своим приятелем-журналистом, и он узнает для тебя, где и когда твой Шорохофф будет выступать или встречаться с читателями. Ты что, разлюбила его, не хочешь его видеть?
— Юра, что ты такое говоришь?
— Ладно, я сам займусь этим вопросом. Мне кажется, что ты начинаешь уже бояться его… Так нельзя. Если любишь человека, то нужно за него бороться.
— Большей глупости я не слышала. Зачем бороться? Если мужчина любит, то любит, и никакой борьбой его к себе не привяжешь.
Катя, слушая эти разговоры, все больше молчала, но по ее виду Зоя видела, что и она как будто бы на стороне Юры. Катя бросала на Зою такие многозначительные взгляды, что лишь природная сдержанность и скромность не позволяли ей вступить в разговор и высказать свое мнение. Что могли знать они, Юра и Катя, о Зоиной любви к Шорохоффу? Ничего. Но главное, они не понимали, не могли оценить всей величины его личности, не читали его книг, не беседовали с ним, для них он был просто модным писателем, который жил на две страны, был богат и мучился, живя со своей женой, ставшей алкоголичкой.
