После обеда мы с Норой в последний раз пошли на Поля Утесов, чтобы бросить взгляд на удивительный пейзаж. Как бы ни были мы близки прежде, теперь между нами установилась новая связь. И на скалах, вдали от чужих взглядов, там, где мы впервые признались друг другу в любви, я поделился с ней мыслями об этой новой связи между нами. Она склонила голову, но придвинулась ближе, а я говорил и говорил — как по-новому стал ценить жизнь после встречи с ней, как на протяжении двух предстоящих лет разлуки я буду ежедневно, ежечасно думать о ней.
Нора, дорогая, — сказал я, — нам трудно будет жить вдали друг от друга, но я знаю, что все это ради тебя. И это утешает и придает мне сил.
Она взглянула на меня прекрасными глазами, сиявшими любовью и нежностью:
О, Артур, Артур! Только Бог знает, как сильно я люблю тебя! Я хочу быть самой лучшей — ради тебя, чтобы ты мог мной гордиться. Я уверена, что два года пройдут быстро, даже если вынести разлуку будет трудно. Ты жертвуешь многим ради меня, дорогой! Я буду меняться и в день нашей свадьбы непременно спрошу тебя: доволен ли ты.
Когда пришло время возвращаться домой, мы встали, я и почувствовал дрожь — заметно похолодало и на нас падала тень горы. Все же, несмотря на то что катастрофа была позади и все прояснилось, это место пугало меня.
Два года пролетели быстро, Нора была права. Хотя невозможность видеть ее была мучительна. Порой я оказывался неподалеку от нее, испытывая соблазн мельком, украдкой взглянуть на любимую. Но данное слово дождаться ее заставляло меня отступать. Мне хотелось снова и снова говорить ей о любви, но единственное, что мне оставалось, — писать ей, и то не слишком часто, соблюдая правила, установленные в школе. И не забывать о непременной цензуре. Нора сообщала, что во всем ведет себя как другие ученицы, что в точности соблюдает все правила. И я не должен был подводить ее и провоцировать на порывы и ошибки. Так что письма мои были в меру теплыми и сдержанными, никогда не отражая всей глубины и всего пыла моих чувств. Нора писала регулярно, но не упоминала ничего такого, что ее учительницы могли бы назвать «любовью». Она рассказывала о своем расписании и занятиях, но даже в самых простых ее словах я чувствовал, что сердце ее не изменилось, что она помнит и любит меня.
Конечно, на мне лежало немало обязанностей по управлению собственностью в Англии, и это отчасти отвлекало меня от мыслей о Норе. Раз в несколько месяцев я ездил на Ноккалтекрор, который Дик постепенно превращал в идеальное хозяйство. Находка известняка, как он и рассчитывал, открыла широкие возможности строительства, ирригационных работ, но я даже вообразить не мог их размах. На нашем месте посреди Полей Утесов возвели новый дом — красивый и просторный, сложенный из красного песчаника, с черепичной крышей и крутыми щипцами фасадов, эркерами и даже с балюстрадой из резного камня. Вокруг Дик разбил сады, проложил каналы для орошения и распределения воды. Ни о чем таком я не упоминал в письмах к Норе, так как хотел, чтобы преображение поместья стало для нее сюрпризом.
На месте, где она спасла меня, мы установили монолит с надписью, повествующей кратко о женщине удивительной отваги и силы. На пьедестале были высечены сцены из истории горы от легенды о Змеином Короле вплоть до потерянного сокровища.
К концу первого года Нора перешла в другую школу, в Дрездене, где она должна была оставаться следующие шесть месяцев, а затем вернулась в Англию, чтобы посещать школу в Брайтоне и жить среди английских девушек. Последние полгода были для меня самыми долгими, и время тянулось все мучительнее по мере приближения к моменту встречи. Меня одолевал иррациональный страх, что любовь Норы угасла, не пережила двух лет разлуки.
Все это время я получал регулярные известия от Джойса. Он поселился с сыном Юджином, который начинал работать инженером и быстро набирался опыта. По совету юноши отец нашел место на строительстве большого судоходного канала и благодаря помощи сына и собственной энергии и сообразительности сумел неплохо заработать. Он удачно вложил там средства, полученные от продажи фермы.
Наконец долгое ожидание подошло к концу. За месяц до окончания Норой школы мы встретились в Брайтоне с Джойсом, который решил приехать заранее. Мы хотели заняться подготовкой к свадьбе. Нора просила отца о том, чтобы все было устроено скромно и без размаха — в каком-нибудь тихом симпатичном месте. Ей хотелось, чтобы мы венчались у моря — там, откуда можно сразу отправиться в путешествие на континент.
Я выбрал Хит, который не раз посещал прежде. Там была старинная церковь на скале прямо над морем, возле которой упокоилось немало отважных воинов, прибывших сюда из древней Норвегии, и их потомков. Рядом, в Фолкстоне, можно было устроить праздник, а после камерного завтрака сесть на корабль. Я уладил все формальности и остался доволен своим замыслом.
Я вновь увидел любимую на пороге церкви — и у меня дух захватило от восторга. О, как она была прекрасна! Естественная грация, знакомая мне прежде, развилась и приобрела совершенство, которое дает воспитание. Она повзрослела и обрела лоск. Гости ждали нас внутри, предоставив мне пару минут наедине с Норой. Она взглянула на меня — так серьезно! — и сказала:
Мистер Северн, прежде чем мы войдем в церковь, ответьте мне на один вопрос — только очень, очень честно!
Сердце мое сжалось от страха — вдруг я потеряю свою любовь?! Неужели судьба сыграет со мной злую шутку и, поманив счастьем, отнимет его? Дрогнувшим голосом я ответил:
Конечно, я буду честен с тобой, Нора! Что ты хочешь спросить?
Она сохраняла строгую официальность тона:
Мистер Северн, вы довольны мной?
Я с изумлением взглянул на нее и увидел, что она улыбается такой детской, счастливой улыбкой, что немедленно обнял и поцеловал ее в губы, но она сказала:
Не теперь, Артур! Еще рано! Что люди скажут?
Я отпустил ее, она взяла меня под руку, и мы вместе вступили в церковь и двинулись вперед, к алтарю.
Да, милая, — прошептал я, — да, тысячу раз да. Мы так долго не видели друг друга, но ты не даром провела это время.
Она ответила мне сияющим взглядом и проворковала чуть слышно:
Вскоре мы будем в Италии, вместе. Я так счастлива!
Свадьба была чудесной — скромной и славной. У Норы не было подружек невесты, а с моей стороны присутствовал только Дик; сперва он не собирался участвовать, но Нора послала ему приглашение, и он не смог ей отказать. Она написала ему, что у нее нет близких подруг и именно поэтому ей так важно, чтобы на свадьбе был друг — наш общий друг. Благородство Дика не знало границ, и он оказался лучшим на свете шафером, организатором и помощником.
На свадьбе были только самые близкие: Джойс, Юджин, мисс Джойс, мистер Чэпмен и мистер Кейси, с которым приехал его давний друг — я не знал об этом вплоть до момента, когда вышел из ризницы вместе с женой, уже после росписи в регистрационной книге. И тут мы увидели на заднем плане улыбающегося, но скромно стоящего в стороне, исключительно торжественно одетого Энди. Он так старался выглядеть достойно, так что совсем не выделялся среди джентльменов из Хита. Первой его заметила Нора: